«Ты только слишком-то не входи во вкус, — тут же мысленно одернула она себя. — И не забывай, что если любовь у тебя и есть, то только твоя собственная. А Влад… Сколько еще раз он приедет к тебе, прежде чем ты ему наскучишь? Один раз? Пять? Десять? Как бы то ни было, а в любом случае это ненадолго. Хотя бы потому, что близится весна, а это значит, что его жена-красавица скоро вернется из теплых краев. И что бы он там о ней ни говорил, а уж тогда у него с тобой точно все будет кончено. Останутся лишь воспоминания, которые ты будешь перебирать год за годом, словно сокровища… Да, но пока-то у меня все есть и в реальной жизни! — подумала она, счастливо рассмеявшись от этой мысли, так что лежащий перед диваном Туман вскинул на нее удивленный взгляд. — Хотя бы еще один день мне точно гарантирован, потому что Влад сам обещал мне его, уезжая сегодня».

Все еще пребывая в таком настроении, Женька дождалась наконец нужного часа и, выгуляв перед уходом собак, отправилась со своей сумкой к воротам. От особняка, как обычно, доносился шум веселящихся гостей, но это не помешало Женьке различить отдаленные звуки из-за холма. Достаточно резкие для того, чтобы перекрывать большое расстояние, они, помимо этого, воспринимались ею слишком болезненно, и она не могла их не замечать, даже если бы хотела этого. Вся Женькина радость, которую она еще испытывала, выходя из дома, исчезла при мысли о лесе, как сорванная ветром осенняя паутина. Женька перешла дорогу и стала спускаться к озеру, не сводя глаз с далекого зарева за холмами. Пока лесорубы еще работали, но, успев хорошо изучить их график, она знала, что скоро зарево померкнет, сменившись более скупым ночным освещением, а к тому времени, как она доберется до вырубки, уставшие мужики будут уже крепко спать в своем вагончике. Все, за исключением сторожа.

Женька вышла к озеру, и морозное дыхание, всегда сохранявшееся над ледяной поверхностью, донесло до нее от холмов тонкий аромат горящих еловых дров — мужики топили перед сном в своем вагончике печку. Аромат был восхитительным, он очень нравился Женьке. Летом, уходя после уборки парка в лес, подальше от пробуждающихся, многочисленных в это время года постояльцев, она нередко разводила костер, собирая еловый валежник не в последнюю очередь для того, чтобы ощутить этот тонкий, ни с чем не сравнимый запах. Но сейчас сознание того, что в огне сгорают безжалостно уничтоженные деревья, отравляло в Женькином восприятии этот аромат порцией горького яда. Сдерживая дыхание, она отвернулась от озера и стала подниматься на холм.

— Здравствуйте, мои лапушки, — прошептала она, приближаясь к соснам, которые, вопреки своему обыкновению, не спали этой зимой, лишившись покоя с первыми звуками бензопилы. — Я снова иду на вырубку.

Она замолчала, ожидая, как обычно что-то почувствовать в ответ. Но ответом ей стала полная тишина. Ни шелеста игл или снега, ни скрипа стволов, ни движения каких-либо эмоций — ничего! Женька замерла от неожиданности, как будто натолкнувшись на стену, и растерянно оглядела своих любимиц:

— Хорошие мои, да что случилось?! Чем вдруг я провинилась перед вами? Своими отношениями с Владом? Но он не заставит меня забыть о вас, нет! Я уже научена горьким опытом, да и знаю, что у нас с ним все ненадолго, в то время как с вами вместе я жила и буду жить. Неужели вы будете столь жестоки, что не простите мне этого зыбкого счастья? Не отторгайте меня, я прошу вас!

Она снова затихла, вслушиваясь, всматриваясь, пытаясь ощутить то дружеское присутствие, которое ощущала всегда, оказываясь среди своих деревьев… А вместо этого внезапно начала испытывать необъяснимый, почти животный страх. Страх окружил ее, давящим холодом навис сверху, застыл прямо за спиной, шевеля волосы на затылке. Женька в ужасе оглянулась, но он не отступил, повторяя за ней ее движения. Впервые за все время своей жизни здесь Женька ощутила себя не частью окружающего ее мира, а крошечной песчинкой в огромном и чужом пространстве. Холодная тьма и пустота окружала ее, многие километры пустоты. И тени, которых Женька никогда прежде не замечала, таились за деревьями, как хищники, еще больше пугая ее своим враждебным присутствием. Напрасно Женька пыталась взять себя в руки, как-то совладать с охватившим ее чувством — оно было непреодолимо. Замирая от страха, она все же попыталась продолжить свой путь, но не успела сделать и двух шагов, как тень за ближайшей сосной вдруг шевельнулась, как будто устремляясь к ней. И Женька, не выдержав, отпрянула назад. Съежившись, она пятилась, глядя на свои сосны полными ужаса и мольбы глазами, но они, черные великаны, оставались холодны и безмолвны. Они словно отвернулись от нее, и лишь неподвластный рассудку страх оставался с ней, нарастая с каждой минутой. Теперь уже одна мысль о том, что она, совершенно одна, могла столько раз бродить по ночному лесу, свободно углубляясь в него на многие километры, приводила Женьку в еще больший ужас. Продолжая медленно отступать, она вернулась к озеру, осознавая, что не сможет сегодня заставить себя пройти через лес, через таящиеся там тени и чье-то враждебное присутствие.

Лишь когда Женька добралась до ворот, страх перестал сжимать ее своим ледяным обручем, так что она смогла наконец глубоко и свободно вздохнуть. Напряжение отпустило спину, обостренные до предела зрение и слух вернулись к своему нормальному состоянию. Но, глядя на отделяющую ее от озера полосу заснеженного асфальта, Женька поняла, что ни за что не решится пересечь ее сегодня еще раз. А вместе с этим пониманием на нее нахлынуло чувство огромной потери.

— За что? Почему вы так со мной? Разве могла я даже предположить, что вы когда-нибудь от меня отречетесь? — сдавленным от слез голосом спрашивала Женька, глядя на угадывающуюся вокруг озера черную гряду поросших деревьями холмов. — Ну а если я завтра расстанусь с Владом, вы измените свое отношение ко мне? Это будет огромной жертвой с моей стороны, но я согласна ее принести ради того, чтобы не потерять вас.

Но деревья оставались безмолвны. Женька так и не дождалась от них ответа, хотя стояла долго, очень долго, не в силах вернуться домой.

С утра разбуженная будильником, Женька едва подняла голову от подушки. Голова была тяжелой, глаза горели от пролитых ночью слез. Двигаясь, как автомат, опустошенная и разбитая, она делала свои обычные дела, лишь повинуясь необходимости, — застелила постель, умылась, оделась, накормила собак. Потом, взяв Тумана на поводок, повела собак на прогулку перед тем, как идти убирать парк. Спустившись с крыльца, Женька, вопреки обыкновению, не подняла глаз на холмы. Ей было страшно натолкнуться еще раз на холодное безмолвие леса. Но словно кто-то невидимый вдруг коснулся ее, побуждая побороть этот страх, сердце взволнованно забилось. Женька вскинула голову, и первым, что бросилось ей в глаза в предрассветных сумерках, были две человеческие фигуры. Двое мужчин двигались от одного из ближайших холмов через озеро в сторону вырубки. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, откуда они возвращаются. Женькино лицо просияло. Она метнулась к воротам, глядя на свои деревья.

— Так вот почему вы не пропустили меня! — обратилась она к ним дрожащим от избытка чувств голосом. — Вы знали, что эти двое устроили засаду где-то на моей тропинке, и не дали мне попасться к ним в руки!