— Жень, — раздев, он слегка встряхнул ее. — Ты что застыла, как воробей запуганный?

— Ничего, — прошептала она чуть слышно.

— Ну тогда пойдем. — Он снял с себя через голову и бросил на пол мокрой тряпкой дорогую рубашку, после чего обнял Женьку за плечи, увлекая ее к еще одной двери. Они поднялись по довольно узкой, с обеих сторон сжатой стенами каменной лестнице и оказались в уже знакомой Женьке спальне. При виде широкой, застеленной шелковым покрывалом кровати Женька не без горечи подумала, что все в этом доме рассчитано на то, чтобы ради развлечения принимать таких, как она. Но тут же заставила себя отбросить эту мысль. Чье-то время уже прошло, чье-то еще не наступило, а настоящее принадлежало ей одной. И она не собиралась ничем портить себе эти минуты — напротив, даже готова была к повторению уже пройденного здесь испытания только ради того, чтобы удержать подле себя Влада еще хотя бы на несколько дней.

Но в этот раз, вопреки Женькиным опасениям, не произошло ничего такого, что хотя бы отдаленно могло напомнить ей первую проведенную здесь ночь — разве только то, как он целовал ее. В остальном же сегодня он был полной противоположностью самому себе, каким он был тогда. Касаясь ее нежно и осторожно, он использовал все свое умение и жизненный опыт ради того, чтобы изгладить первое полученное здесь Женькой впечатление.

— Спасибо тебе, — выдохнула она, все еще прижимаясь к нему, приходя в себя после пережитого и снова обретая способность говорить. — Я и представить себе не могла, что это может быть так.

— Всякое в моей жизни бывало, — рассмеялся он, обнимая ее. — Но вот чтобы женщина благодарила меня за то, что было в постели, — это впервые!

— Наверное, потому что ты можешь быть очень разным как в ней, так и вне ее, — тихо произнесла Женька. — Ты страшный человек, помесь ангела с дьяволом. И невозможно предугадать, чем ты обернешься в следующий миг.

— Таковы все люди, Жень, — сказал он, осторожно высвободившись, поднявшись и накидывая на себя халат. — В большей или меньшей степени, но все. Если бы ты немного лучше знала их, ты бы давно это поняла. Да и ты сама наверняка не являешься исключением. — Вытащив из пачки сигарету, он раскурил ее и направился к двери, ведущей в бассейн. — Ты побудь здесь без меня несколько минут, я сейчас приду.

Он ушел, а Женька осталась, слишком счастливая даже для того, чтобы задуматься, куда он отправился. Эти счастливые минуты, знала она, останутся с ней навсегда, сколько бы еще ни довелось ей прожить. Драгоценные алмазы в серой оправе будничной жизни.

Влад не появлялся довольно долго. Где-то часы пробили один раз, заставив Женьку в очередной раз вспомнить о том, что эта ночь отведена ей не только для счастья, и ощутить себя Золушкой на балу, знающей, что вскоре истечет отведенный ей срок.

— Сколько сейчас времени? — были ее первые слова, обращенные к Владу после того, как он вернулся, поскольку часы с равным успехом могли отбить как час ночи, так и половину какого-то другого часа.

— Начало второго, — ответил он, опуская перед ней прямо на кровать что-то вроде переносного столика под крышкой. — Успеешь еще. А то оставалась бы со мной до утра?

— Не могу, — упрямо покачала головой она. — И потом, я волнуюсь не только из-за работы, но и из-за собак. Где гарантия, что кому-нибудь из особняка не взбредет в голову вломиться ко мне в дом, пока я здесь, с тобой? Ведь ваша братия чего только порой не выдумает, упиваясь своей вседозволенностью в уверенности, что сможет потом от всего откупиться.

— А что, уже бывало такое? — спросил он, невольно нахмурившись.

— Было однажды, — кивнула Женька. — Какой-то искатель приключений выломал мне дверь. Тогда, по счастью, для того, чтобы остановить его, мне оказалось достаточным показаться в прихожей с топором в руках. Но кто знает, как все может сложиться в следующий раз?

— Да уж, — вздохнул он, потом сказал: — Ладно, если бы да кабы, но не все в этом мире сволочи, даже когда упьются. К четырем часам я отвезу тебя, как мы и договаривались. А пока составь-ка мне компанию.

Он снял со столика крышку, под которой оказались ломти сырокопченой колбасы, сыра и какой-то неизвестной Женьке рыбы, и куски разнообразного жареного мяса, и фаршированные кальмары с черной икрой.

— Влад… — начала было Женька, но он не дал ей договорить, пригрозив:

— Будешь отказываться, силой впихну. Хватит с меня этих твоих диких повадок. А ты меня знаешь.

Да, Женька знала его, поэтому, не дожидаясь, пока он выполнит свою угрозу, сама взяла кусок мяса.

— Молодец, — похвалил он. — А теперь — за работу. И не думай, что ты от меня отделаешься этим несчастным кусочком. Нечего изображать из себя бесплотное существо, питающееся святым духом. Я-то все равно знаю, что это не так и что ты сейчас хочешь есть.

Подавая ей пример, он сам с аппетитом принялся за еду. Поглядывая на него, Женька по-хорошему завидовала его раскованности. Она, как ни пыталась, не могла держаться так же свободно и естественно, как он.

— Так, — вздохнул он, тоже успевая наблюдать за ней. — Устал я смотреть, как ты сидишь с таким видом, словно только и ждешь удара по затылку. Будем проводить сеанс химиотерапии.

Поднявшись, он открыл бар и, не спрашивая, налил ей что-то густое, кремового цвета. Потом, плеснув и себе на дно стакана виски, вернулся, протягивая Женьке ее стакан.

— Что это? — с опаской спросила она.

— То, что в тебя вольют, если откажешься пить, — ответил он в своей обычной манере. — Не бойся, делая выбор, я помнил о том, что для тебя и кефир — это алкогольный напиток. Но что же делать, если без ста грамм от тебя храбрости так и не дождешься? Давай за нас!

Коснувшись ее стакана своим, Влад одним глотком осушил его до дна и выжидающе уставился на Женьку. Она пригубила странную жидкость. Та оказалась очень вкусной, но, несомненно, весьма крепкой.

— Ну что ж, — вздохнул он, так и не дождавшись, когда она отважится на продолжение. — Приступаем к насильственному развращению невинной души.

Женька и ахнуть не успела, как он обхватил ее за плечи, а другой рукой поднес к ее губам отобранный у нее стакан:

— За маму. За папу. За бабушку, детка. Вот умница. А теперь за дедушку.

Женька вынуждена была глотать, чтобы не облиться. После того как стакан опустел, к ее губам приблизился рулет из кальмара:

— А теперь за мышку с репкой. И за Жучку с внучкой. Теперь за Али-Бабу, — последовали колбаса и рыба, просто растаявшая на языке, — и за сорок его разбойников.

— Да не могу я сразу за сорок, отстань! — неожиданно для самой себя рассмеялась Женька, раскусывая приставшую к губам икринку. Все вдруг стало просто и легко, и спальня вдруг словно наполнилась розовым светом.

— Смеешься, — с довольной улыбкой отметил Влад. — Где бы это записать? Ты смеешься, второй раз за сегодняшний день. Ну что ж, посмотрим, на что ты еще можешь быть способна.