Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Будет вернее, если вы сейчас же отправитесь в свои покои, Принцесса. Тем же путем, что пробрались сюда.
– Вы что же… – девушка, напротив, делает шаг вперед, – гоните меня?
Чен Юн разговаривает с ней, как с непоседливым ребенком, нарочито медленно произнося слова, что, должно быть, сотни раз повторяли ей наставницы, заставляя заучивать тексты добродетельных писаний наизусть.
– Вы более не дитя, Мэй. Вы не можете врываться в покои мужчины, не можете говорить все, что вам вздумается, не можете делать…
О, этот огонь! В глазах ее вспыхивает чистейший огонь, что пунцовым румянцем тут же хватает щеки, оттеняя идеальную белоснежную кожу, а голос звенит и отражается от стен спальни.
– А вы с недавних пор стали одним из тех, кто так и норовит мне что-то запретить! Когда мне должно к вам подойти, если весь последний год вы только и делаете, что уходите?! А на занятиях и по стрельбе, и по владению копьем, и даже во время поединков на мечах откуда-то появились вечные надзиратели! Вы бы еще весь полк привели, прячась от меня!
Что, Боги?! Что мог ответить он, когда она наносила невидимые глазу удары-пощечины, озвучивая тщательно скрываемую им правду? Неужто… Она тоже может ощущать его? Давно ли?
– Принцесса…
– Принцесса… – она горько усмехается. – Оттого, что я заперта в этом несчастном теле, вы готовы отступиться? Да что с вами произошло?!
И лишь громкий стук его сердца слышен в этот миг в тишине спальни.
Чен не отвечает. Смотрит на нее, оглушенный величайшим поражением в своей жизни, потерянный и не знающий, какой же путь вернее избрать. Как же объяснить ей, что именно сломалось в нем и, кажется, больше никогда уже не починится?
– Посмотрите! Вы не снимаете перчаток при мне, вы не подходите ближе вытянутой руки, вы просто… Вы будто исчезаете! Знаете, что я не могу без вас, что вы сами не сможете без меня, но все равно уходите! Или прогоняете! Или вы думаете, я глупа? Или слепа? Не вижу взглядов? Не знаю вас и ваши истинные чувства? Думаете, не знаю, чего страшитесь?
Яркой вспышкой перед глазами мелькает воспоминание: то пожелтевший, сухой, как осенний лист свиток, что нашел он в императорской библиотеке. Священное писание времен Драконов, на пергаменте которого красными выцветшими чернилами начертана их судьба.
Генерал Юн – сущее проклятие, что каждую жизнь тянуло Мэй в пропасть. На войны, на измены, на жертвы. В сотни тысячах жизней она шла к нему и за ним, даже если тропа та была устлана трупами и залита реками крови.
– И души, что были предначертаны друг другу на Небесах, найдут друг друга сквозь времена и эпохи. И связь эта нерушима, нерукотворна, крепка настолько, что и сами Драконы не сожгут ее в своем пламени, – полушепотом произносит Юн охрипшим вмиг голосом, глядя в раскрывшиеся в удивлении глаза.
III
Горстью ярчайших рубинов светятся раскаленные угли в камине. Догорают свечи, отдавая свой тусклый свет небольшой комнате, рассеивают мрак, что неминуемо сгущается вокруг Принцессы, сидящей на кушетке у камина, и генерала, что устроился на циновке на полу подле ног ее. Друг напротив друга, но с подчеркивающей разницей их положений.
Только вот вытянутые руки его покоятся по бокам от ее бедер, сокрытых плащом, что маняще очерчивает девичий силуэт. Ладони упираются в теплый бархат кушетки, и Мэй оказывается в ловушке, коей стало его тело.
Но миллиметры меж ними, меж их телами, превращаются в огромную пропасть. А генерал не позволяет им ничего более, чем лишь запахом друг друга наслаждаться.
– Госпожа, – снизу вверх глядит в блестящие глаза и, кажется, камнем на дно в них идет, – я обязан, давно уже был обязан объяснить, а не пытать вас незнанием и догадками, но…
Мэй совсем не нравится то, как они сидят, не нравится видеть его на коленях, но сейчас, когда впервые за год Чен позволил им быть так близко друг к другу, она боится и шевельнуться.
Она старается лишь не так судорожно дышать, но хочется через рот вдыхать тот запах, что принадлежит лишь ему. Тяжелый и пряный, мускусный, с примесью благовоний, что уж затлели рядом со свечами. Так никогда не пахло в ее комнате!
– Вы правы, это не сны. – Голос его словно тот воск, тягуч в этот миг. Бархатом обнимают разум его речи. Черные, как ночь, глаза и кожа, что темнее золота, ярче и притягательнее драгоценного металла – так и манит ее коснуться острых скул.
– Мы видим картины прошлых жизней. Одни называют это Красной нитью судьбы, другие – родственными душами, союз которых скрепило само Небо, но нет важности в словах для того, что описать словами почти невозможно. Главное – то, что мы чувствуем и видим…
– О да! Я видела, видела нас! – Меж их головами расстояние меньше чем один цзянь [12], а от резкого вдоха через рот вкус пряности почти чувствуется на языке. И от его близости, от камина и плаща впервые за ночь она чувствует разрастающееся в ней самой солнечное золотое тепло.
– Что вы видели?
– Видела, что вы также генерал. Я – воительница. Я облачилась в доспехи отца и пошла на войну. А после видела свадьбу и детей. Мальчик и две девчонки, похожие меж собой как капли росы. Видела, что я Принцесса, а вы – генерал. Вы вернулись с победой и дедушке не оставили выбора. Видела, как солдаты готовы были поднять восстание за вас, если вас велели бы казнить. Видела, что вы тоже Принц. Что сначала ненавижу вас, когда весть о женитьбе свахи приносят, а потом… Потом вижу вас, узнаю…
Влюбленными очами на него взирает, а Чен растерянным выглядит. Бегает его взгляд по ее личику.
– И все?
Уста девичьи приоткрываются, и тут же щеки совсем уж яркий жаркий румянец заливает. Мэй пытается сказать что-то, но не может выдавить и слова. Принцесса, потерявшая дар речи? Это зрелище стоит всех шелков Поднебесной!
Но… Дьявол, она видела, как они занимались любовью?
Если бы ему пришло подобное виденье… В ту же ночь к демонам были бы посланы и Боги, и Династия, вместе взятые. Только вот Чен Юн в своих снах увидел нечто другое. Нечто, отчего в душе его уже год царили страх, сомнения и вина, что медленно пожирали его изнутри, обгладывали сердце так, что меж ребер вот-вот могло стать холодно и пусто.
– Мэй, знаешь, что видел я?
То, что чувствует Мэй в душе Юна, вмиг тушит огонь от воспоминаний их