Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через некоторое время прилетел ворон, сел на ветку рядом с веревкой, наклонился, взял веревку в клюв, поднял ее, зажал получившуюся петлю лапами таким образом, что она находилась между его лапами и веткой. Птица повторяла эту операцию около десяти раз, пока не добилась того, что мясо можно было достать. Далее она посмотрела на Хейнриха. Всё выглядело так, как будто птица оценила ситуацию, выработала план по добыче мяса и претворила его в жизнь. Никакой ошибки, никакой тренировки для достижения этого результата. Птица не улетала с добытым ею мясом, даже когда Хейнрих пытался спугнуть ее. Очевидно, она понимала, что мясо надежно привязано.
Это испытание показалось мне элегантно исполненным, и должна признать, что во мне возобладал дух соперничества на ниве изучения интеллекта птиц. Я подумала: если вороны Хейнриха достаточно умны, чтобы воспроизвести подобное, то как себя покажут попугаи жако? Вскоре после того, как работа Хейнриха вышла из печати в 1995 году[4], я поставила в лаборатории такую же задачу перед моими питомцами. Я учитывала вкусы серых попугаев и решила использовать их любимый колокольчик, а не мясо. Я посадила Кио на жердочку, он посмотрел вниз на привязанный колокольчик и потом сделал то же самое, что и ворон – использовал клюв и лапы, чтобы постепенно притянуть колокольчик к себе. 1:0 в пользу попугаев жако.
Потом пришла очередь Алекса. Для эксперимента с ним я использовала миндальный орех – то, что ему нравилось больше, чем любая игрушка. Я посадила Алекса на жердочку. Он посмотрел вниз на орех, потом на меня. Он ничего не делал. Я думала, что же он про себя решает. Через несколько секунд он сказал: «Pick up nut» (‘Достань орех’). Я была сбита с толку и сказала: «No, Alex, you pick up nut» (‘Нет, Алекс, это ты достань орех’).
Он снова посмотрел на меня и сказал: «Pick up nut» (‘Достань орех’), на этот раз более настойчиво.
Я еще несколько раз попыталась заставить его достать орех, но он просто отказывался это делать. Одна моя птица выполнила задание, как и требовалось, Алекс же отказался его выполнять, и мы даже не пытались выпустить публикацию о результатах этого эксперимента. Лишь несколько лет спустя после того, как Гриффин повторил действия Алекса и еще один новый попугай, который не очень хорошо говорил, повторил действия Кио, я поняла, что произошло.
Как только Алекс научился присваивать названия предметам, он стал получать удовольствие от возможности контролировать реальность, управлять людьми, которые окружали его. Личность Алекса – босса лаборатории – сформировалась в годы моей работы в Северо-Западном университете. К тому моменту, как мы обосновались в Тусоне, эта личность расцвела в полную силу. Студенты любили шутить, что они были «рабами Алекса», потому что он заставлял их бегать вокруг него, выполняя просьбы, которые он постоянно высказывал. Он был безжалостен в отношении новых студентов. Он шел по списку всех известных ему наименований и просьб. «Want corn… want nut… wanna go shoulder… wanna go gym» (‘Хочу кукурузу… хочу орех… хочу на плечо… хочу в зал’) и так далее. Таким был обряд инициации для вновь пришедших в лабораторию. Бедным студентам приходилось бегать и выполнять эти просьбы, иначе они бы нисколько не продвинулись в работе с Алексом.
Как я поняла, «неудача» Алекса в отношении веревки с колокольчиком не имела отношения к его интеллекту. Он чувствовал себя в полном праве, ждал, что я поступлю так, как он скажет. Если я решила сделать нечто столь глупое, как подвесить орех вместо того, чтобы сразу дать его Алексу, тогда я должна буду дать ему орех, как только он об этом попросит. В игры он со мной не играет. Почему Кио удалось то, что не удалось Алексу? Возможно, потому что в момент эксперимента Кио не очень хорошо владел присвоением имен предметам и выражением своих просьб. Соответственно, он меньше привык просить людей сделать то, чего ему бы хотелось. Он как попугай жако полагался на свой природный ум. Этот ум он использовал, чтобы получить то, чего он хотел. Алекс же, напротив, полагался на свое представление, что его желание должно быть выполнено.
Для моих птиц дни были наполнены событиями, они были полны сессий, тренировок, порой их развлекали студенты или, как в случае с Алексом, выполняли его приказания. Наступало пять часов вечера, студенты уходили из лаборатории, я оставалась одна с птицами, мы отдыхали. Кио был менее коммуникабелен и предпочитал в это время возвращаться в клетку. Я ужинала в компании Алекса и Гриффина. Они действительно разделяли ужин со мной, потому что просили, чтобы я угощала их. Им нравилась зеленая фасоль и брокколи. Мне приходилось отслеживать размер порций – они должны быть одинаковыми, в противном случае поступили бы громкие жалобы. «Green bean» (‘зеленая фасоль’), – начинал кричать Алекс, если он видел, что у Гриффина слишком много фасоли, так же поступал и Гриффин.
Далее они с Гриффином выступали забавным дуэтом. «Green» (‘зеленая’), – произносил Алекс.
«Веап» (‘фасоль’), – отвечал Гриффин.
«Green».
«Веап».
«Green».
«Веап». Так они и продолжали, порой меняясь ролями, по-видимому, это доставляло им удовольствие.
После ужина я брала их в кабинет, они сидели на жердочках и могли наблюдать, как я отвечаю на электронные письма, работаю за компьютером. Они постоянно просили угощения: орехи, кукурузу и даже пасту. Жердочка Алекса была выше, чем жердочка Гриффина. Где бы он ни находился, Алекс должен быть высшей птицей, в буквальном смысле этого слова. Алекс всегда ревновал к Гриффину, возможно, из-за того внимания, которое Гриффин получал, когда был птенцом. В любом случае, если я заходила в лабораторию и приветствовала Гриффина первым, а Алекса позже, то работа с Алексом в этот день была просто невозможна. Он целый день дулся на меня.
Наши планы сделать Алекса учителем Гриффина в некоторой степени реализовались. Но Гриффин всегда запоминал материал быстрее, когда с ним работали два человека, а не один из нас вместе с Алексом. Мы не могли понять, почему это происходило. Существовало несколько возможных объяснений. Одна из причин заключалась в том, что Алекс всегда обращался с Гриффином так, как будто тот