древесины, тоже питались на общих кухнях на предприятиях. Благодаря разным каналам, включая Наркомат торговли, местные торготделы и промышленные наркоматы, заводы централизованно снабжались из государственных запасов. Однако разрыв между запланированными и реальными поставками оказался значительным, и столовые не могли удовлетворить потребности рабочих с помощью одних только государственных запасов. В 1942 году, до организации подсобных хозяйств, нецентрализованного снабжения и огородов, повара приспосабливались к иссякающим запасам и растущему количеству посетителей столовых, уменьшая порции, разбавляя суп водой и подмешивая несъедобные ингредиенты. Так, в первом квартале 1942 года авиационный завод № 29 в Омске получил меньше половины значившегося в плане объема рыбы, круп, макарон и жиров, а молочных продуктов, молока и картофеля не получил вовсе. Вместе с тем число людей, которых способны были обслужить его столовые, резко возросло – с 23 200 до 31 100 человек. В результате рабочие получали одно непитательное, низкокалорийное блюдо в день[398]. Руководители предприятий пытались раздобыть еду в ближайших колхозах и совхозах, но даже этих дополнительных ресурсов было недостаточно[399]. В декабре 1942 года двенадцать столовых в Кирове получили всего 16 % полагавшегося им картофеля – и больше ничего. За десять копеек рабочие ежедневно получали миску жидкого картофельного супа: 100 граммов картофеля, 20 граммов муки, 5 граммов соли. Работники кировской овчинно-меховой фабрики питались супом из капусты и муки, а рабочим авиационного завода № 19 в Молотове приходилось довольствоваться супом из муки или крупы с небольшим количеством жира и соли. В одной порции такого супа содержалось 190 калорий – на 50 % меньше нормы, установленной Наркоматом торговли[400]. Рабочие с горечью шутили по поводу бурды, которой кормили в столовой, окрестив суп из ботвы и стеблей «Голубой ночью», воду с горохом – «Осенью», а странную коричневую жидкость, сваренную, по-видимому, из воблы, – «Карими глазками»[401].

Между 1940 и 1944 годами число порций, приготовляемых на кухнях при столовых, увеличилось почти вдвое – с 8,1 миллиарда до 15,7 миллиарда[402]. Столовые столкнулись с недостатком не только продуктов, но и оборудования. До войны в распоряжении Наркомата торговли имелось четыре завода, производивших кухонное оборудование для столовых. Когда началась война, их технику передали оборонным предприятиям. В 1942 году наркомат начал создавать цеха для ремонта оборудования и утвари, но дефицит топлива и материалов мешал производству[403]. Столовая авиационного завода № 26, расположенного за чертой Уфы, вмещала 3300 рабочих, но располагала только 2300 мисками и тарелками. Рабочие стояли в очереди до двух часов, ожидая, когда их обслужат. Начальники цехов пытались перехитрить очереди, отпуская рабочих в столовую на полчаса раньше. Но вход в столовую все равно перекрывали огромные толпы, создававшие «невыносимые» условия для официантов. Работавший на кухне персонал мыл посуду и кастрюли в холодной воде, продукты часто успевали испортиться, то и дело вспыхивали очаги пищевого отравления и желудочных заболеваний. Рабочим негде было мыть руки, выпачканные мазутом, грязью и ядовитыми химикатами[404]. У оборонного завода № 200 в Челябинске не было грузовых машин, чтобы доставить запасы продовольствия с железнодорожной станции на кухню при столовой, поэтому рабочие цепляли деревянные сани, нагруженные продуктами, к произведенному на заводе танку КВ и так довозили их до места назначения[405]. На знаменитом Кировском танковом заводе в Челябинске столовые размещались в производственных цехах, где толпились как рабочие, так и люди, не связанные с заводом. Рабочие приходили со своими ложками и вытирали их о рабочую одежду. За едой надо было отстоять огромную очередь, и люди толкались, теснили друг друга и дрались, чтобы их обслужили[406]. На заводе № 15 в Чапаевске, выпускавшем боеприпасы, инвентарь столовой, которая должна была кормить 1400 человек, насчитывал 40 ложек, 40 блюдец, 40 мисок, 15 стаканов и 60 металлических кружек. На получение еды уходило не менее полутора часов, и рабочие нередко возвращались с обеденного перерыва не солоно хлебавши. На другом заводе складское помещение оказалось настолько сырым, а вентиляция такой плохой, что все, включая продукты, покрывалось плесенью. Из разбитой печи вырывался дым от сжигания каменного угля. Работникам столовой регулярно становилось плохо от ядовитых газов, так что их уносили на носилках[407].

Партийные и профсоюзные работники, заводская администрация старались составить график обеденных перерывов, чтобы уменьшить очереди, следить за соблюдением элементарных правил гигиены и обеспечить столовые оборудованием, посудой и утварью[408]. В начале 1944 года в столовой одного из московских оборонных заводов впервые была введена система самообслуживания, пришедшая на смену прежней, при которой людей, сидевших за столами, обслуживали официанты. Очереди сразу же исчезли, на прием пищи стало уходить всего двадцать минут, а количество работающих в заведениях общепита сократилось[409]. Однако система самообслуживания распространялась медленно, а попытки ее усовершенствовать часто не увенчивались успехом, когда приходилось кормить миллионы людей в условиях крайнего дефицита[410].

Во многих промышленных городах заводские столовые стали самым надежным источником пищи. Из-за недостатка топлива, отсутствия кухонных приспособлений, работы в несколько смен подряд и занятости женщин готовить дома было затруднительно. В городах Ивановской области, где располагались текстильные фабрики, работники большей частью жили в собственных квартирах, но по карточкам выдавали только хлеб, сахар и конфеты, поэтому готовить дома было не из чего[411]. В октябре 1942 года Совнарком постановил, чтобы все учащиеся начальной и средней школы получали в школе горячий завтрак и чай, но проведенное в Кирове расследование показало, что в большинство школ не поступало достаточного количества продуктов[412]. В городе Вольске Саратовской области еда не продавалась нигде. Родственники солдат и рабочих в отчаянии попросили дать им возможность хотя бы раз в день питаться в заводской столовой, но председатель Союза рабочих цементной промышленности ответил, что удовлетворить их просьбу невозможно. Столовые четырех цементных заводов города уже кормили учителей, врачей, эвакуированных и испытывающие наиболее острую нужду семьи красноармейцев и собственных рабочих (примерно 6132 человек)[413]. Повсюду местные власти использовали заводские запасы, чтобы кормить студентов, эвакуированных, сотрудников городских учреждений, ответработников, семьи рабочих и других людей, не работавших на заводах. Увеличение числа едоков истощало и без того скудные запасы, вынуждало поваров разбавлять пищу и вызывало бурное негодование. Профсоюзы протестовали, но часто заводы кормили детей своих же рабочих. На авиационном заводе № 29 в пяти детских центрах присматривали за 350 детьми, а горторготдел выделял им менее половины продуктов, требовавшихся для полноценного питания[414]. Никто из рабочих не возражал против болезненно тощих, непривычно тихих детей, сидевших за соседними столами. При швейной фабрике имени Сталина имелись ясли, где