Люди, живущие за счет земли, почему-то меньше подвержены деградации, чем городские.

Во времена моего отца, Корн рассказывал, было ровно наоборот: деревня спивалась и разлагалась стремительно и беспощадно, пока не вымерла полностью.

Нынешние фермеры, в большинстве своем, – потомки бежавших от бардака горожан.

Новая генерация, так сказать.

Так вот, эти почему-то оказались куда более жизнеспособными.

…Потом пропали поддерживающие подобие порядка пешие и механизированные патрули.

Перед нами лежала только узкая лента вдрызг разбитой дороги.

Разруха и пустота.

Всё.

А в первом же дотла разоренном селении нас встретил странного вида мужичок в брюках с лампасами.

И с небрежно приставленным к стенке ветхой сараюшки допотопного вида «калашом».

За неимением клейкой ленты спаренный магазин этого музейного экспоната был туго перевязан обычной бечевкой – такой в незапамятные времена перетягивали ящики во время переездов и продуктовые посылки в армию.

Мы остановились.

Просто так мужики с автоматами тут не сидят.

Место не то.

– Кто старшой? – лениво плюет мне под ноги.

Самое обидное – попадает.

Прямо на черное глянцевое зеркало моего до блеска отполированного новенького армейского ботинка – я к обуви всегда трепетно отношусь, и это не наносное.

Я даже сначала, честно говоря, не понял.

У нас был, как минимум, серьезный численный перевес, не говоря уж, как бы это помягче сказать, о квалификации персонала.

Чо так борзеть-то, спрашивается?!

Совсем сдурел, что ли?!

…Казачок лениво оторвал свой зад от бревнышка.

Я, в свою очередь, выпрыгнул из джипа, предварительно скомандовав в наушник рассредоточиться и прочесать.

– Знаца так, сюды слушай…

С родной речью у этого туземца явно были серьезные проблемы: может, мама пила, может, папа триппером болел.

Непосредственно в момент зачатия, ага.

Короче – наследственность.

Причем, не в первом поколении.

– Оружье здеся оставите. Механику тож, боеприпас туды-сюды. Ну, одежу. Тады могете возвертаться.

– Всё?

– Усё. А чо?

– А что будет, плебей, ежели я сейчас дам тебе в рыло и спокойно поеду дальше?

– Чо-чо?

– А ничо…

Мне и правда ничего не оставалось, кроме как осуществить свою угрозу.

Неосуществленные замыслы, знаете ли, расхолаживают.

К тому же Веточкины разведчики уже волокли других «казачков». Те были аккуратно спеленуты «ласточкой» – любимый способ фиксации пленных УНСОвцами, у врагов тоже надо чему-то учиться.

Кое у кого набухал фонарь под глазом – перестарались мои ребятки.

Ну, не ругать же их за это, в самом-то деле?

Я вон тоже… не выдержал.

– Все?

Веточка коротко кивнул.

– Парочку пришлось пришить. Гоношистые попались. Чуть что – сразу за автоматы хвататься, – в голосе у моего помощника звучала обида.

А вот глаза снова стали веселыми и злыми.

Это хорошо.

А то у него после того последнего случая в Воронеже даже взгляд немного потух.

Видимо, задумался о будущем.

О том, каково будет жить под Крыльями.

А это – вредно.

– Ну? – я повернулся к лампасному. – Что теперь скажешь?!

Сказать ему было нечего.

Я махнул рукой: Чарли деловито связал петлю, попробовал, как ходит, остался недоволен и заорал в сторону джипаков, чтобы принесли мыло.

Казачок элементарно обгадился.

По пыльной земле стремительно растекалась лужа, запашок стоял такой – мало не покажется.

Ладно, мы люди привычные: Веточкины ребята подхватили его под мышки и потащили к ближайшему дереву.

Он даже ноги поджал.

Но молчал.

Видно, речи лишился.

Заорал, только когда ему связали руки.

Чтоб не пытался просунуть их под веревку, скотина.

Делать нам больше нечего, чем с такими уродами возиться…

Я велел вынуть кляп у следующего.

– Ну? Хочешь стать еще одним яблоком?

Он мелко-мелко замотал чубатой башкой.

Нет, яблоком он быть не хотел.

Грушей тоже.

Он вообще резко отрицательно относился к любым висящим предметам. Через полчаса мы имели полную диспозицию.

…Они были «дозором» атамана Курило.

Сам атаман сидел далеко.

Повешенный казачок был «смотрящим дозора», то есть за старшего. Эта «земля» была их землей.

Кто так решил?

Да сами и решили.

Потрошили потихоньку всех проходящих и проезжающих, тем и кормились.

«Смотрящий», кстати, вовсе и не думал отбирать у нас всё.

Обычно после «наезда» начинали «договариваться» – что возьмет себе «дозор», а что останется путникам.

То есть то, что мы сейчас им тут только что устроили, было, по их понятиям, самым что ни на есть форменным беспределом.

Ну и плевать.

Бесплатно они пропускали только байкеров, у них тут неподалеку стоянка. Пару раз попытались наехать, так те как явились всей стаей – неделю потом по лесам отсиживаться пришлось.

Пока не замирились кое-как.

Стае тоже с куриловскими ссориться особого резона не было: они ведь повсюду ездят.

И не всегда таким кагалом, бывает, что и по двое – по трое.

Ну, еще Крылья старались не трогать – Воронеж-то рядышком.

Как вмажут…

Да и «батька» не велел.

Зачем, говорит, гусей дразнить…

…Мы их все-таки для верности повесили.

За шею, разумеется.

Всех.

И поехали дальше…

…Ночевали на байкерской стоянке.

Андрей Ильич потолковал о чем-то с глазу на глаз со случившимся здесь проездом президентом стаи, и нас приняли.

Вот ведь как интересно, кстати: у Крыльев – «вожаки», у байкеров – «президенты».

Наверное, как говаривал мой преподаватель по практической стилистике, так исторически сложилось.

Ну, не как родных приняли, конечно, но, по крайней мере, не лезли. Веточка даже неплохим коксом умудрился разжиться, правда, нюхать я ему эту дрянь категорически не разрешил.