– Молодец! Я только соберу вещи. – Она еще раз пытливопосмотрела на Иеремию. – Как она?

Терстон покачал головой. Казалось, весь кошмар прошедшейночи еще стоял перед глазами.

– Это было ужасно, Ханна. Я не видел ничего страшнее.Не понимаю, почему женщины так хотят иметь детей. – То, что произошло на егоглазах, произвело на него неизгладимое впечатление.

Он до сих пор не мог взять в толк, как ему удалось этопережить.

– Кое-кто не хочет. – Ханна оглянулась с видом опытногочеловека, а потом вновь посмотрела на Иеремию, словно желая подбодрить его. –Так бывает не всегда, сынок. Она знала, что ей придется нелегко. В последнийраз она рожала почти так же. Доктор ее предупреждал. – Ханна произнесла этислова с легким укором и в то же время с сочувствием, особенно по отношению кИеремии. – Ты был с ней? – Терстон кивнул, и Ханна посмотрела на него суважением. – Ты хороший человек, Иеремия Терстон.

В этот момент на крыльцо вышла Камилла. Она была вне себя.

– Где ты пропадал всю ночь, Иеремия? – Она не обращалавнимания на то, что Ханна все слышит.

– У одного человека, раненного на шахте. – Этообъясняло кровь на рукаве и щетину на лице.

Он не спал две ночи и валился с ног.

– Прости, что я не вернулся, малышка.

Сердито посмотрев на мужа, Камилла круто повернулась ихлопнула дверью. Ханна скептически наблюдала за ней.

– Вот это мне нравится, – едко заметила старуха. – Женас понятием. – Похлопав Иеремию по плечу, она направилась в дом за вещами. – Ясоберусь через пять минут, Иеремия. Можешь не беспокоиться. Отдыхай. Я оставилана плите бульон и тушеное мясо.

– Спасибо, Ханна. – Он прошел на кухню, налил себебульон и поднялся в спальню, где ждала жена.

– Где ты был? – Камилла заглянула мужу в лицо.

– Я уже сказал. – У Иеремии не было сил на разговоры.

Ночью у него на глазах умер его первый ребенок, и он едва непотерял женщину, с которой прожил семь лет.

– Я не верю тебе, Иеремия. – Камилла выгляделабезупречно.

Ей очень шло платье из бледно-розового муслина. Рядом с нейИеремия казался изможденным и грязным.

– Думай что хочешь, Камилла. Я уже сказал, что был уодного из моих рабочих.

– Зачем?

– Затем, что он едва не умер, вот зачем, – огрызнулсяон и сел за стол у камина с чашкой бульона.

Камилла продолжала расхаживать по комнате, кипя от злости.

– Ты мог хотя бы предупредить, что не вернешься.

– Извини, – честно сознался Иеремия. – Мне некого былопослать.

Казалось, его ответ удовлетворил Камиллу. Она отвернулась.Терстон понял, что у нее сильно развито чутье на ложь. Он и так знал, что онаумна, но действительность превзошла все ожидания. Однако сказать ей об этомбыло бы глупо, поэтому Иеремия продолжал молча пить бульон, зановопреисполнившись уважения к ее острому уму и интуиции.

– По-моему, тебе нужно лечь, – чуть менее сердитосказала Камилла, опускаясь в стоявшее рядом кресло-качалку.

– Нет. Я умоюсь и схожу в церковь.

– В церковь? – чуть не взвизгнула Камилла.

Она всегда ненавидела церковь. Туда любила ходить мать,которую Камилла ни в грош не ставила.

– Ты же никогда там не бываешь.

– Иногда бываю. – Только усталость помешала емуудивиться реакции жены. – Мы потеряли четырнадцать человек, Камилла. – И егоединственного ребенка. – Не хочешь, не ходи, но будет лучше, если ты все-такипойдешь.

Камилла посмотрела на него с нескрываемым раздражением:

– Когда мы вернемся в город?

– Как только я смогу. – Иеремия встал и подошел к жене.– Малышка, я обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы скорее перебраться вСан-Франциско.

Эти слова обрадовали Камиллу до такой степени, что онапереоделась и через час отправилась с Иеремией в церковь. После возвращенияТерстон рухнул в постель и проспал как убитый до самого обеда. Поднявшись, онвыпил еще одну чашку бульона и вновь заснул до утра. На следующий день емупришлось присутствовать на похоронах погибших в пятницу шахтеров. На этот разКамилла не пошла с ним, а осталась дома, пожаловавшись, что Ханны до сих порнет. Иеремия объяснил, что она уехала навестить больную подругу.

– Почему она ничего мне не сказала? – недовольноспросила Камилла. – В этом доме хозяйка я, и теперь она служит мне.

Ее слова Иеремии не понравились, но он не захотел подливатьмасла в огонь.

– Она предупредила меня в воскресенье утром, когда явернулся.

– И ты ее отпустил? – побледнела Камилла.

– Да. Я был уверен, что ты все поймешь. – Терстонпопытался заставить жену замолчать, но убедился, что это невозможно. – Онавернется через несколько дней.

Однако прошла почти неделя, прежде чем Ханна появилась вдоме. Она сообщила Иеремии, что Мэри-Эллен еще очень слаба, но все же встала наноги. Он только кивнул в ответ. Слава Богу, Ханна поняла, что можно неторопиться. Несколько дней назад он отправил Мэри-Эллен записку, подтвердив,что смерть ребенка ничего не меняет. Он не собирался лишать ее денег, которыеона получала уже несколько месяцев. Иеремия распорядился, чтобы банк выплачивалих пожизненно, и написал Мэри-Эллен, что ей незачем возвращаться на работу. Онамогла оставаться дома и воспитывать детей. Мэри-Эллен хотела послать емузаписку, но она не осмелилась из страха, что письмо попадет в руки Камиллы, ипередала благодарность через Ханну.

– Ханна, ты уверена, что ей лучше?

– Она слаба, как котенок, но потихоньку приходит всебя.

– Только благодаря тебе, – благодарно улыбнулся Иеремияи предупредил, что Камилла рвала и метала, пока ее не было.

– Она сама готовила тебе?

– Ничего, кое-как справились. – И тут Иеремия сказал,что через несколько дней они уедут в Сан-Франциско.

Эта перспектива Ханну не обрадовала.

– Здесь станет пусто, Иеремия.

– Знаю. Я буду часто приезжать, чтобы приглядывать заприиском.

– Это тяжело. Но зато справедливо по отношению к жене.Было бы нечестно построить для нее в городе роскошный дворец, а потом обречь напостылую жизнь в деревне.

– Все будет хорошо. Мы вернемся на лето и проживемздесь с июня по сентябрь – октябрь. – Будь его воля, он бы переехал в марте иостался до ноября. – Если тебе что-нибудь понадобится, сразу дай знать.

– Хорошо, Иеремия.

– Что ты сказала? – Тихий язвительный вопрос застал ихврасплох.