на Байгала. Заклинатель стоял над нами, прикрыв нос и рот рукавом. Зачем? Ведь чума передавалась лишь с телесными жидкостями вроде крови…

– Его нужно проводить в лечебницу, – добавил Байгал.

В лечебницу? В лечебнице ему никто не мог помочь. Мог бы помочь Унур, но маленький раб оказался слишком трусливым. А Еши – слишком осторожным. Пока они не получат вольную и не обелят род Хуай, никто в целом мире не увидит исцеляющих вод. Я поклялся им в этом.

Мир поплыл, почернел, размазался в накативших слезах. Мысль о том, что друга не станет, уничтожала меня. Она была больнее и острее всего плохого, что со мной уже случилось. Растворились стыд и боль от моей лжи о Нищем принце, потемнела в глубинах прошлого моя жизнь наложника, даже вечный позор рода из-за предательства показался ничтожной ценой за Тархана.

Именно в тот миг я понял то, что мучило меня все эти десять долгих, наполненных позором лет. Почему отец стал предателем. Всё оказалось гораздо больнее и мучительнее, чем какая-то жажда власти. Мой отец никогда её не жаждал. Он не мог так поступить из-за алчности. Всё было именно так, как со мной сейчас. Десять лет назад он вот так же обнимал кого-то и понимал, что нарушенная клятва, опозоренный род и измена государству – ничто, прах и пыль, когда нужно спасти того, кто по-настоящему достоин спасения. И поступить иначе – навлечь куда больший позор и ненависть.

Я смотрел на Тархана.

Байгал вновь тряхнул меня за плечо. Я поднял на него глаза и набрал воздух в грудь, готовясь выдать заклинателю и юного мальчика Унура из клана Хуай, и духа исцеляющего источника Еши, и Куня, и баню, и всех на свете. Наверняка из-за моего откровения их всех ждет ужасная жизнь, а меня… А что я? Я же и так опозорен.

Зато Тархан и ещё тысячи жизней будут спасены.

– Не дури!

Пощёчина обожгла и выбила мысли. Я качнулся, схватившись за лицо, и с обидой посмотрел на Тархана. Он кашлянул в кулак, подобрал меч, поднялся и протянул мне руку.

– Встал и проводил меня в лечебницу, – приказал он, подняв меня сильным рывком, и кивнул заклинателю. – Демон выглядит как полный низкий купец средней руки. Носит усы. Отличается от человека жёлтыми глазами. Не слишком проворный, боится огня. Наверное. По крайней мере, когда я засунул горящую палку ему в пасть, он ушёл. – Он пнул тлеющую головёшку и напоследок сказал: – Ещё увидимся.

Байгал нервно обмахивался веером и смотрел на нас обоих весьма странно.

Пожалуй, представшая его глазам картина и впрямь выглядела… не совсем нормальной.

– Не сомневаюсь, Тархан, – ответил он. – Лечебница здесь неподалёку, рядом с богатыми дворами. Вы легко найдете её по красным флагам.

– Байгал… – вновь попытался я, но Тархан так вцепился в моё запястье, что я прикусил язык.

Байгал вопросительно приподнял брови.

– Октай?

Я понял, что Тархан не позволит мне ничего сказать, пока находится рядом, и промямлил:

– Э-э… Проверь дом перед… тем, как выпустишь людей, хорошо?

Байгал оскорблённо поджал губы и надменно вскинул голову:

– Разумеется, я так и собирался сделать! А ты, Октай, будь осторожен.

– Конечно.

Тархан больше не позволил ничего сказать – пошел и потащил за собой так, словно я ничего не весил, а он вовсе не сражался с демоном Красной Чумы и чувствовал себя замечательно. Палач выглядел очень мрачным, даже злым. Таким страшным я не видел его со времен службы во дворце.

Пройдя пару улиц и поприветствовав спешивших на зов Байгала заклинателей, Тархан замедлил шаг и, убедившись, что никого рядом нет, заговорил:

– Не вздумай!

Тяжёлый немигающий взгляд придавил меня к брусчатке не хуже каменной плиты. Я проглотил вставший в горле комок страха и затараторил:

– Тархан, они отказались! Отказались помогать нам, понимаешь? Они бросили тебя и меня. Я не обязан переживать за Унура и его род, когда здесь и сейчас умирают люди. И ты! Ты тоже заболел! Лекари ничего не могут, дочь господина Шу умерла, и все они были бессильны, даже заклинатели…

– Мне будет спокойнее, если благодаря моим усилиям хоть какая-то семья вернет себе честь. Пусть не моя, но зато благодаря мне, – негромко процитировал Тархан, перебив меня. – Я должен забрать вольную или хотя бы вернуть купчую. Ведь так ты мне говорил?

Кровь бросилась мне в лицо, горящий от пощёчины след вспыхнул ещё сильнее. Да, я сам, лично говорил эти слова. Убеждал, как для меня это важно, настоял на том, чтобы мы остались.

– Ты понимаешь, что сделаешь, если откроешь его существование всем этим людям? – Палач обвёл рукой улицу, видимо, подразумевая и обычных горожан, и жрецов, и заклинателей, и кланы.

Я сжал зубы и процедил:

– Я знаю, что обреку его и Еши на свою судьбу. Если не хуже. Я предам его, себя… И знаешь, мне всё равно, ведь так я спасу тебя и других людей!

Второй замах я заметил и, зажмурившись, вытерпел ещё одну пощечину. Рука у палача была тяжёлой, знакомой. Я выпрямил плечи и выше вздёрнул подбородок.

– Да, я предам и Унура, и себя, и свои принципы. Бей сколько хочешь. Больнее ты мне не сделаешь!

– Дурак ты, Октай, – почти ласково сказал Тархан. – Думаешь, я не думал о том же, что и ты? Ещё как думал. Дело не в том, кого ты там предашь и спасёшь, если нарушишь клятву. Дело совсем в другом.

– В чём, Тархан? – зло спросил я. – Всё в итоге сводится к тому, сколько пострадает людей. Кто пострадает. Как именно. Если в моей воле выбирать, я спасу большинство. – И тут меня озарило. Небеса, а ведь и правда! Почему я сразу не подумал об этом? – Точно! Я же могу скормить себя демону! Я с ним столкнулся у ворот постоялого двора, и мы с ним мило побеседовали. Оказывается, если он съест меня, то успокоится на целое столетие! Как думаешь, я смогу уговорить его оставить город, если пожертвую собой?

И так бледный Тархан побледнел ещё больше. Я получил третью пощёчину и взорвался:

– Да что опять не так? Чего ты от меня тогда хочешь?! Это самое безопасное решение: и люди будут спасены, и клятва соблюдена…

– А ты посмотри чуть дальше, на сто лет вперёд, – посоветовал Тархан с вымораживающим ехидством. – Предположим, ты принесёшь себя в жертву, демон насытится, ляжет спать. А дальше? Через сто лет он проснётся ещё более голодный. Ему понадобится ещё больше людей. Все потомки тех, кого ты спасёшь, погибнут. И толку от