У меня опустились руки. Да, о таких последствиях я не подумал.

– В итоге всё сводится к тому, как спасти большинство, – повторил я. – Тархан, я нарушу клятву. Я обязан.

Тархан заорал так внезапно, что с крыши слетела стайка птиц, а я подпрыгнул:

– Ты обязан соблюдать взятые на себя обязательства! Ты что, не понимаешь, что есть вещи важнее, чем твоя совесть?! Что каждый в этом мире должен делать свою работу и не замахиваться на чужую?!

– Если так, то ты должен был оставаться палачом и не мечтать о работе лекаря!

– Дело в обязательствах! В обязательствах вся суть! – проорал Тархан, сжав кулаки. – Из взятых на себя обязательств строится долг, из выполненного долга возникают репутация и честь! Я снял с себя обязательства палача! Теперь я могу стать хоть лекарем, хоть кем – я больше не палач! Всё просто!

Он хотел добавить что-то ещё, но поперхнулся и раскашлялся, поспешно прикрывшись рукавом.

– Да, для тебя всё очень просто, – горько сказал я. – А что делать мне? На мне столько обязательств – и далеко не все я взял на себя сам.

Тархан отдышался, вытер рот, украдкой глянув на ладонь, и выпрямился.

– Тогда выполни то, что можешь сделать прямо сейчас. Отложи долг рода, вспомни свои обещания и исполни их в меру своих сил. Сделай всё возможное как жрец и человек. Твоя преданность слову должна быть выше любви и разума. Иначе… – Он задумался, подбирая слова.

Я с вызовом вздернул подбородок.

– Иначе что? Я предатель? Отброс? Изменник?

– Иначе я зря умру.

Да, не такого ответа я ждал.

– Что?

– Иначе я зря потерял на тебя своё время и зря умру, потому что такого позора мне не пережить, – повторил Тархан. – По-твоему, если ты выдашь Унура, я оставлю это без ответа? Я не смогу, иначе получится, что своим бездействием я допустил нарушение клятвы. Лучше смерть.

– Но… Но…

Мне захотелось затопать, закричать и заплакать, как маленькому капризному мальчику. Палач бил безжалостно и точно попадал в самое больное.

– Да, я умру. Вопрос лишь в том, за кого именно я умру! – Он больно ткнул мне пальцем в грудь. – За Октая, свет и надежду своего опозоренного рода, борца за справедливость, который своими усилиями вернул свободу и имя Хуай? Или за Октая, который пустомеля, брехун и клятвопреступник? Подумай, Октай. Хорошенько подумай, прежде чем открыть рот перед кем-то!

Он в последний раз ткнул пальцем мне в грудь, а мне показалось, что раскалённым гвоздем – и прямо в сердце.

– Но я не хочу, чтобы ты умер, – беспомощно прошептал плачущий во мне ребёнок. – Чтобы вообще кто-то умер…

Тархан опустил руку и вздохнул, взглянув на небо. Небеса простирались над нами, синие, ясные. Лишь на вершинах гор пушистыми клубами лежали облака. Пронзительной сини и палящему полуденному солнцу было всё равно, что внизу под ними в одном из городов бушевал демон болезни, а два человека никак не могли прийти к согласию. И солнце, и небо были слишком высоко.

– Я тоже не хочу умирать, – глухо сказал Тархан. – Знал бы ты, как не хочу…

Он оборвал себя на полуслове, выдохнул, потёр лицо, и я увидел, что у него дрожат пальцы. Ему тоже было безумно страшно.

Ещё миг – и давший слабину друг вновь собран и уверен в себе.

– Пойдём. Я ещё не умираю, поэтому… хотя бы попытайся что-то сделать, не нарушив клятву.

Пока мы шли к лечебнице, я размышлял.

Да, единственное, что можно было сделать, – спасти Тархана и жизни людей, не нарушив клятву, данную Унуру и Еши. Найти тот самый единственный верный путь и пройти по нему с милостью Нищего принца.

Вот только как найти ту самую верную дорогу?

Что ж, если предположить, что Унура и Еши не существует, а жизни еще нескольких тысяч людей в столице мне безразличны, то я мог попробовать поделиться жизненными силами с Тарханом. Со всякими ранами моя сила справлялась замечательно. Зараза, попавшая мне в кровь, умирала гораздо быстрее, чем у обычных людей. Но вот болезни госпожи Сайны она так и не исцелила. Несмотря на то, что я почти ежедневно приводил её энергии в равновесие на протяжении десяти лет, госпожа Сайна продолжала терять волосы, замазывать язвочки на лице косметикой и жевать гвоздику, чтобы перебить ужасный запах гнили, идущий изо рта. С принцем Чаном случилась совсем другая история. Там был недостаток энергии ян, и всё, что от меня требовалось, – делиться ею. Принц Чан не болел никакой заразной болезнью.

Справится ли моя сила с чумой? Когда-то наставники запрещали мне делиться силами с человеком, больным заразной болезнью. Насколько я понял из путаных объяснений, зараза – тоже в каком-то роде живое создание. Поэтому вместе с человеком я мог одновременно напитать и болезнь. А если она наслана демоном? Ответ лежал на поверхности и был слишком страшным.

Стоило ли пытаться?

Я решил подумать над этой мыслью чуть-чуть позже. Возможно, посоветоваться с заклинателями – они точно знали об передаче сил больше меня. Что ещё?

Вольная… Нет, господин Шу запретил жрецам приближаться к его дому до истечения срока траура. Даже сумей я пробраться внутрь, он не послушает меня. Его рана была слишком свежа.

Ещё раз написать Унуру? Я мог рассказать о Тархане, попытаться их всё-таки уговорить. Если они отказали один раз, не стоило оставлять попытки.

Затем я мог бы помочь заклинателям поймать демона Красной Чумы. Он, конечно, сразу заподозрил, что я могу быть приманкой, почему бы не стать ею на самом деле?

Что ж, возможно, Тархан был прав. Пусть на себя я махнул рукой, но ради того, чтобы время Тархана было потрачено на меня не зря… Да, открывшиеся пути были опасны и очень ненадёжны, как тонкие рассыпающиеся доски, перекинутые через бурный поток. Но если я смогу пройти по ним, то окажусь там, куда не смог дойти мой отец. Туда стоило стремиться.

Пытался ли он тоже найти такой выход перед тем, как предать? Был ли у него свой Тархан, который сказал ему подумать о последствиях? Или же отец поддался первому побуждению, как и я, а его никто не остановил?

Ответов на эти вопросы у меня не было, однако даже во дворце я не чувствовал себя сыном предателя так отчётливо, как сейчас.

Глава 13

За стеной

Лечебницы в столице как таковой никогда не было. Когда заклинатели потребовали отделить больных от здоровых, глава города выделил одну