показать деятельность нашей партии, нашего народа под руководством партии, успехи партии, успехи народа. Так мы этих людей должны осуждать?.. Лакировщики – это наши люди. Это люди, преданные партии…

Уже выйдя на пенсию, Хрущев рассказывал, что Суслов устроил расправу над талантливейшим поэтом Борисом Леонидовичем Пастернаком после того, как за границей был опубликован его роман «Доктор Живаго» и автору присудили Нобелевскую премию по литературе.

«Докладывал мне о романе “Доктор Живаго” Суслов, шефствовавший над нашей агитацией и пропагандой, – вспоминал Хрущев. – Без Суслова в таких вопросах не могло обойтись. Он сообщил, что данное произведение плохое, не выдержано в советском духе. Одним словом, недостойная вещь, печатать ее не стоит. Такое решение и приняли.

Полагаю, что на той стадии событий кроме Суслова никто из ответственных лиц романа не читал. Я сомневаюсь в том, что и Суслов его прочел. Ему тоже, наверное, дали справку с изложением содержания произведения на трех страничках».

23 октября 1958 года Борис Пастернак получил телеграмму секретаря Нобелевского фонда о том, что он удостоен премии «За выдающиеся достижения в современной лирической поэзии и за продолжение традиций великого русского эпического романа». Его пригласили 10 декабря на торжественное вручение премии в Стокгольм. Пастернак ответил телеграммой: «Бесконечно признателен, тронут, горд, удивлен, смущен».

Фактически премии был удостоен роман Пастернака «Доктор Живаго», посвященный драматической истории России первой половины ХХ века. Годом ранее роман появился на итальянском, потом за границей вышло русское издание. Опубликовать роман на родине Пастернаку не позволили.

Его успеху радовались все, кому дорога русская словесность. Власть вместо радости за выдающегося соотечественника испытывала злость и раздражение.

3 октября 1958 года Суслов информировал товарищей по руководству партией:

«В начале 1956 года писатель Б. Пастернак переправил в итальянское издательство рукопись своего романа “Доктор Живаго”. В 1957 году этот роман был опубликован в Италии (вышло уже восемь изданий), а потом во Франции, Англии и в некоторых других капиталистических странах.

Сейчас стало известно, что шведская академия наук присудила Пастернаку Нобелевскую премию, и в мировой печати начата по этому поводу шумная кампания.

В связи с этим считали бы необходимым:

1. Признать, что присуждение Нобелевской премии роману Пастернака, в котором клеветнически изображается Октябрьская социалистическая революция, советский народ, совершивший эту революцию, и строительство социализма в СССР, является враждебным по отношению к нашей стране актом и орудием международной реакции, направленным на разжигание холодной войны.

2. Следовало бы сделать попытку через писателя К. Федина объяснить Пастернаку обстановку, сложившуюся в результате присуждения ему Нобелевской премии, и посоветовать Пастернаку отклонить премию и выступить в печати с соответствующим заявлением.

3. Опубликовать в журнале “Новый мир” и в “Литературной газете” письмо редакции журнала “Новый мир”, направленное Пастернаку в сентябре 1956 года. В этом письме дается развернутая критика романа и объясняется, почему журнал не опубликовал это клеветническое сочинение.

4. Подготовить и опубликовать в “Правде” фельетон, в котором дать резкую оценку самого романа Пастернака, а также раскрыть смысл той враждебной кампании, которую ведет буржуазная печать в связи с присуждением Пастернаку Нобелевской премии.

5. Организовать и опубликовать коллективное выступление виднейших советских писателей, в котором оценить присуждение премии Пастернаку как стремление разжечь холодную войну».

Секретариат Союза писателей исключил Пастернака из членов союза. Генеральный прокурор Руденко представил проект указа президиума Верховного Совета СССР «О лишении советского гражданства и удалении из пределов СССР Пастернака Б. Л.»

Идею выслать поэта из страны Хрущев отверг:

– Предупреждение от прокурора ему сделать и сказать, что, если будет продолжать враждебную работу, будет привлечен к ответственности.

Выдающегося поэта вызвали в генеральную прокуратуру к Руденко. Пастернака пригрозили привлечь к уголовной ответственности, если он будет продолжать встречаться с иностранцами, по статье 64-1 уголовного кодекса – «Измена родине».

Суд над Пастернаком устроили московские писатели.

«Я прочитал стенограмму общемосковского собрания писателей, – писал прозаик-фронтовик Виктор Платонович Некрасов, автор хрестоматийного романа «В окопах Сталинграда». – Пока читал, было ощущение, что меня окунули в бочку с дерьмом. До сих пор отмыться не могу».

«Страшнее выступающих был зал – улюлюкающий, истерически-агрессивный, – вспоминал фронтовик и литературный критик Лазарь Ильич Лазарев. – Стенограмма не передает этого накала ненависти, жажды расправы, желания растоптать, уничтожить».

Писательница Галина Евгеньевна Николаева, лауреат Сталинской премии, прислала Пастернаку 12-страничное письмо.

Она возмущалась тем, что он принял Нобелевскую премию:

«Я женщина, много видевшая горя, не злая и не жестокая, но такое предательство… Рука не дрогнула бы… Вам пишет не писательница… Вам пишет женщина, у которой муж был расстрелян в 37 году и отец сослан тогда же… и у которой одна цель в жизни – служить всей душой, всеми силами делу коммунизма и своему народу».

Что это – полное отсутствие сострадания к чужим несчастьям и чувства собственного достоинства? Или же съедающая душу зависть? Понимание: Нобелевской премией отмечали великую литературу, а Сталинской – служение власти?

Драматург Александр Константинович Гладков, автор сценария невероятно популярного фильма «Гусарская баллада», писал об одном поэте, который, понимая ценность стихов Пастернака, присоединился к грубым нападкам на него:

«Понять это можно только, если представить психологию времени, насыщенного страхом и вошедшей в моду человеческого обихода подлостью. Откройте любой лист газеты того времени, и вы увидите, как часто вчерашние жертвы, чтобы спастись, обливали грязью жертвы сегодняшнего дня».

Прозаик-фронтовик Эммануил Генрихович Казакевич вспоминал эту писательскую компанию:

«Их объединяет не организация, и не общая идеология, и не зависть, а нечто более сильное и глубокое – бездарность. К чему удивляться их круговой поруке, их спаянности, их организованности, их настойчивости? Бездарность – великая цепь, великий тайный орден, франкмасонский знак, который они узнают друг на друге моментально и который сближает их как старообрядческое двуперстие – раскольников».

Казакевич участвовал в историческом параде на Красной площади 7 ноября 1941 года, всю войну провел на фронте – в армейской разведке. Он написал невероятно трогательную повесть «Звезда», ее недавно вновь экранизировали. А его повестью «Синяя тетрадь» в свое время занялось все высшее руководство страны. Важнее проблем, видимо, не нашлось. Против публикации возразил Суслов. Почему?

Писатель поведал о том, как Ленин накануне Октябрьской революции укрывался от ареста в Разливе. Вместе с ним находился его друг и преданный соратник Григорий Зиновьев. Казакевич в духе того времени выставил Зиновьева в неприглядном свете. Но после многих лет сталинской фальсификации истории Суслов в принципе не мог смириться с тем, что расстрелянный и заклейменный позором Зиновьев упоминается рядом со святым именем вождя.

Хрущев рассказывал:

«Разослали книгу всем членам президиума, и вопрос о ней был включен в повестку дня очередного заседания.

– Кто имеет какие-нибудь соображения? Почему эту книгу не следует печатать? – спросил я.

– Ну, товарищ Хрущев, – Суслов вытянул шею, смотрит недоуменно, – как же можно напечатать эту