Окончательное решение принял первый секретарь горкома Петр Нилович Демичев:

– Вы должны сдать ваш партийный билет.

Комитет партийного контроля при ЦК КПСС счел исключение правильным.

Молотов не смирился с исключением из партии и ежемесячно посылал в ЦК партийные взносы. За ним, как и за другими бывшими партийными руководителями присматривали. Председателю КГБ Владимиру Ефимовичу Семичастному в 1962 году Хрущев поручил побеседовать с Кагановичем, который продолжал говорить о том, что его несправедливо отправили в отставку. Опытный Лазарь Моисеевич приехал на Лубянку с узелком, думая, что домой не вернется…

Михаил Андреевич твердо поддерживал Никиту Сергеевича в критические минуты. Сомнения позволял себе лишь в тех случаях, когда сам Хрущев нарушал каноны, совершал нечто непозволительное и опасное для партии, скажем, когда он задумал разрушить традиционную структуру партийного аппарата.

Суслов поддержал отставку маршала Жукова с должности министра обороны за то, что Георгий Константинович пренебрежительно относился к политработникам.

Когда шло сокращение армии, Жуков старался сохранить побольше строевых командиров, увольняя тыловиков и политработников. В реформируемой армии нелюбовь к прохлаждающимся политработникам была очевидной. Строевые офицеры целый день в поле на учениях, а политработники в клубе газеты читают, к лекции готовятся… Жуков считал их просто бездельниками.

На Пленуме ЦК Суслов, оскорбленный до глубины души, цитировал Жукова:

– Политработники привыкли за сорок лет болтать, потеряли всякий нюх, как старые коты… Им политработникам, только наклеить рыжие бороды и дать кинжалы – они перерезали бы командиров.

Хрущев, конечно же, рассматривал Жукова как вероятного политического соперника. Жесткий характер маршала, его полнейшая самоуверенность пугали не только Хрущева, но и Сталина.

Заодно маршала вычеркнули из истории – перестали упоминать, словно и не было такого полководца Победы. На первый план вышли другие полководцы, менее удачливые на войне. Они-то были довольны тем, что Георгий Константинович в опале. Завидовали его славе и всенародной любви.

Но именно Суслов со временем примет решение публиковать мемуары маршала – книгу «Воспоминания и размышления».

19 мая 1963 года Хрущев получил записку председателя КГБ Семичастного:

«По имеющимся у нас данным, Жуков собирается вместе с семьей осенью выехать на юг в один из санаториев МО. В это время нами будут приняты меры к ознакомлению с написанной им частью воспоминаний».

На следующий год Хрущева отправили на пенсию. В 1965 году главный редактор «Военно-исторического журнала» генерал-лейтенант Николай Григорьевич Павленко решил к 20-й годовщины Победы опубликовать статью Жукова. Маршал обрадовался и предложил журналу главу из своих воспоминаний. Текст отправили в ГлавПУР и в ЦК. Начальником Главного политического управления стал генерал Алексей Алексеевич Епишев, в прошлом первый секретарь Одесского обкома, заместитель министра государственной безопасности, посол в Румынии и Югославии. Он бдительно следил за мемуарной литературой: разрешал только правильные книги. Епишев ответил: ГлавПУР против и Павленко будет нести «личную ответственность за статью».

Павленко, хороший военный историк, опубликовал Жукова – этот номер журнала читали все. В августе 1965 года издательству Агентства печати «Новости» разрешили подписать с Жуковым договор на издание его книги – в том числе за границей. Но военные возражали: другие генералы уже заняли место маршала в истории. Его воспоминания бесконечно правили, редактировали и переписывали.

3 марта 1968 года на заседании Политбюро Леонид Ильич Брежнев возмущался:

– У нас появилось за последнее время много мемуарной литературы… Освещают Отечественную войну вкривь и вкось, где-то берут документы в архивах, искажают, перевирают эти документы… Где это люди берут документы? Почему у нас стало так свободно с этим вопросом?

Министр обороны маршал Андрей Антонович Гречко пообещал:

– С архивами разберемся и наведем порядок. О мемуарах Жукова мы сейчас пишем свое заключение. Там много ненужного и вредного.

Но воспоминания маршала оказались у одного британского издателя, который намеревался перевести их на английский и издать. Тогда на секретариате ЦК Суслов принял решение: опубликовать книгу Жукова, несмотря на недовольство военных в больших чинах. Государственный интерес важнее ведомственного.

Правда, воспоминания Жукова вышли в свет лишь после того, как в текст, чтобы доставить удовольствие Брежневу, вписали нелепый абзац.

«В 18-ю армию, – будто бы вспоминал маршал Жуков, – мы прибыли вместе с наркомом Военно-Морского флота Кузнецовым, командующим ВВС Новиковым и работником Генштаба генералом Штеменко… Всех нас тогда беспокоил один вопрос, выдержат ли советские воины испытания на Малой Земле. Об этом мы хотели посоветоваться с начальником политотдела 18-й армии Л. И. Брежневым, но он как раз находился на Малой Земле, где шли тяжелые бои».

Помню, что все посмеивались: надо же, маршалу Жукову понадобился совет полковника Брежнева!

Восстание в Венгрии

Острая проблема тем временем возникла в соседней Венгрии. В Москве не знали, как с ней быть. В этих событиях Михаил Андреевич Суслов играл ключевую роль.

Венгры были недовольны тем, что у них не произошло такого же очищения от сталинского наследства, как в Советском Союзе после ХХ съезда. Интеллигенция требовала смены руководства, в первую очередь лидера компартии Матьяша Ракоши, и реабилитации всех репрессированных. К тому же экономическая ситуация ухудшилась, в середине пятидесятых аграрная Венгрия впервые в своей истории вынуждена была импортировать зерно.

Самым популярным в стране политиком был соперник Ракоши Имре Надь, люди хотели видеть его у власти. В 1916 году, во время Первой мировой войны, Надь попал в русский плен, приветствовал Октябрьскую революцию и присоединился к большевикам. После Гражданской войны его отправили на нелегальную работу в Венгрию. В 1930 году он вернулся в Москву, работал в Международном аграрном институте Коминтерна и в Центральном статистическом управлении СССР. Когда война закончилась, Имре Надь вернулся в Будапешт. Занимал различные посты в правительстве, вошел в Политбюро.

После смерти Сталина Маленков посоветовал венграм поделить посты руководителей партии и правительства. Матьяш Ракоши остался первым секретарем ЦК, а Имре Надь возглавил правительство. Но весной 1955 года Надя как «правого уклониста» сняли со всех постов, вывели из ЦК, а в декабре исключили из партии. Но ситуация в Венгрии менялась. Через полгода, в июле 1956 года, товарищи сняли уже самого Ракоши с поста первого секретаря. Хрущев отправил в Венгрию члена президиума ЦК Микояна – посмотреть, что происходит.

Опытный Микоян понял, что Ракоши не спасти. Выбирать надо было между ветераном венгерской компартии Эрне Гере и более молодым Яношем Кадаром. Кадар в послевоенные годы служил министром внутренних дел. Он участвовал в организации политических процессов, а потом сам стал жертвой столь же ложного обвинения. Его приговорили к пожизненному заключению. После смерти Сталина реабилитировали и вернули на партийную работу. Но советский посол в Венгрии Юрий Владимирович Андропов сообщил в Москву: это «серьезная уступка правым и демагогическим элементам».

7 июня в Будапешт приехал секретарь ЦК Суслов. Он сообщил в Москву: «После длительной беседы с Кадаром я сомневаюсь, что он отрицательно настроен