Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Баба Валя знала Ленку сызмальства. А с прабабкой Ленкиной даже дружила. Так что Валя верила каждому слову девушки.
Макар большую часть дня не замечал в себе присутствие кого-либо чужеродного и просто читал старую прессу, ел или спал. Наташка просыпалась в нем к вечеру.
Дух девушки явно не понимал, где находится и что произошло. Она стучалась в дверь, кричала стариковским голосом, чтобы ее выпустили. А баба Валя тихонько плакала, слушая, как ее дед и девушка в нем мечутся по пристройке.
Что может быть ужаснее, чем проснуться от смертельного сна и оказаться запертой в клетке? В чужом теле… в чужом доме, среди чужих людей…
— Бедная девочка, бедная девочка, — шептала баба Валя и молилась, чтобы Ленка поскорее нашла способ упокоить душу Наташи Кошкиной.
Отоспавшись после ночной смены на заправке, Лена заглянула к соседям.
— Как он, баб Валь? — спросила она, войдя в дом.
— Ой, днем-то все ничего. А вечером плохо. Ты уж разберись побыстрее, переживаю я сильно. — Баба Валя мялась на пороге.
— Я пытаюсь. Потому и заглянула к вам. Хочу понять, где же Наташина душа к нему прицепилась. Не ходил дед Макар на кладбище в последние дни?
— Как не ходить, ходил. У нас же невестка забеременеть не может. Ей батюшка в церкви сказал усердно молиться, и чтобы обязательно всех родственников умерших помянули. Как она мне про это рассказала, так я и послала деда на могилках наших семейных прибраться. Он и ходил. Как раз перед тем, как… как это все с ним приключилось.
Ленка даже по памяти легко могла бы рассказать, где чьи родственники лежат на деревенском кладбище и какие у них стоят памятники. И все-таки она решила сходить туда и проверить свои догадки.
Родители деда Макара были похоронены довольно далеко от могилки Кошкиной. Родители бабы Вали и того дальше. Но ведь если дух Наташи вселился в деда именно там, на кладбище, старик должен был быть где-то неподалеку от захоронения девушки.
Лена отыскала могилу одноклассницы.
С черной гранитной плиты на нее смотрела совсем еще девчонка с задорным взглядом и пышными бантами в волосах. Должно быть, для памятника взяли фото со школьного «Последнего звонка».
Ленка огляделась. Справа — могилки старших Кошкиных, слева похоронены Кравчуки, сзади Ивановы, спереди Розановы. Все эти люди не имели к деду Макару никакого отношения.
Лена обошла могилу кругом и тут неподалеку от старших Кошкиных, за кустом рябины, обнаружила странную безымянную могилку. Она не была как-то огорожена, только маленький памятник с крестом обозначал, что здесь в земле кто-то лежит. Возле него сидела маленькая куколка в выцветшем платье.
«Да это же могилка мертворожденного ребенка!» — поняла Ленка.
В таких случаях место под отдельное захоронение на кладбище не выделялось, родители обычно подхоранивали крошку к кому-то из родственников. Но случалось и так, что самовольно закапывали где-то в неприметных местах кладбища, только не подписывали.
Лена расправила на куколке платье.
Мертвецы не цепляются к человеку, если у него все спокойно на душе. Может быть, этот младенец — деда Макара и бабы Вали? Если дед сильно тосковал по нему или чувствовал вину за его гибель, то дух Наташки мог вселиться в старика, то есть, вернувшись в мир живых, занять пустое место в душе скорбящего.
Вечером Володя зашел за Леной домой, и они вместе заглянули к соседям. Отперли деда Макара, который пока еще был в здравом уме, и вместе отправились к дому Насти Строгановой.
— Дочка, а нам точно к ней идти надо? Может, ну его, само пройдет? — спросил дед Макар. Ему было не по себе от всего, что происходило в последнее время. Но Лена уверенно кивнула:
— Надо, сосед, надо.
На Осиновой, как всегда, было темно. У дома Строгановых Лена, поправив шарф, попросила Володю остаться на улице.
— Побудь здесь. Сама не знаю, чего боюсь, но мне так спокойнее будет. — Лена сжала его ладонь горячей рукой.
Володя улыбнулся:
— Кричи, если что, — и подмигнул.
Ленка с Макаром вошли в открытую калитку, постучали в дверь и исчезли в избе.
Володя мерз, всматривался в темное осеннее небо, курил, глядя на свет в окне дома Строгановых, и прислушивался, пытаясь понять, все ли там спокойно, все ли хорошо.
Послышались тяжелые шаги, и Володю по-свойски обняла баба Валя.
— О, а вы что тут? Ленка же не велела, — удивился следователь.
— Велела не велела… Что она мне, указ, что ли? Тут на мужа моего колдуют, а я дома буду сидеть, пироги есть? Ох, Володя, хорошая жена мужа своего одного в дом к ведьме не отпустит.
— Вы, баб Валь, самая лучшая жена. Не сомневаюсь.
— А что там делается-то? Тихо как-то. Может, поближе подойдем?
— Поближе?
— Ну тебе самому-то неинтересно? Калитка открыта, и вон свет из-под двери пробивается, значит, и она не заперта. Пошли на крыльцо встанем и через дверь послушаем, о чем они там говорят. А то, может, и твою Ленку заколдовали уже.
Володя усмехнулся. Ох уж эти деревенские женщины! Но ему было приятно, что и баба Валя уже считала, что Ленка — «его».
Они тихонько пробрались на крыльцо и приоткрыли незапертую дверь. Баба Валя права: отсюда отлично слышно, что происходит в доме.
Настя заливисто хохотала, даже не пытаясь сдерживаться. Дед Макар хлопал на нее широко открытыми глазами и поджимал губы, прямо как это при жизни делала Наташка Кошкина.
— Настя, ну харэ ржать! — сказал старик и сел нога на ногу. — Ты чего от меня хотела-то? А то поздно уже, мать волнуется. Мне домой надо.
Настя вытерла рукавом слезы, выступившие на глазах от смеха, и посмотрела на Ленку.
— Да, нехорошо с дедом Макаром вышло. Только я, честное слово, не видела его на кладбище. Я вызывала Наташку, но решила, что ритуал не удался, и пошла домой. А все, оказывается, получилось! Просто не так, как я хотела.
— Ты о каком Макаре? — встряла в разговор мертвая Наташа.
— Подруга, погоди! Все узнаешь. — Настя продолжала хихикать и, кажется, еще не понимала всей серьезности ситуации.
— Значит, так, — без лишних предисловий начала Лена. — Делай что хочешь, а Наташу надо отпустить. Что тебе, кровных родственников мало, которые всегда вам служили? Зачем тебе Кошкина?
— А не твое дело! Из-за тебя, между прочим, мне больше родня не служит! А знаешь, каково это — одной остаться? Где силу брать? А Наташка, может, единственный человек, который меня