едва ли по времени, теперь, когда всякое поэтическое создание ценится глубиною мысли, её не заменит ни звучный стих, ни даже избыток чувства. Человечество поблагоразумело, требует дела, а не слов».

Зато многие композиторы, в том числе Ф. Н. Глинка, A. Е. Варламов, А. Т. Гречанинов, М. М. Ипполитов-Иванов, C. B. Рахманинов, P. M. Глиэр и др., сочиняли музыку на душевные слова Жадовской. Стихотворение «Я люблю смотреть в ясну ноченьку» стало народной песней. Всего на музыку положено 23 стихотворения поэтессы 27-ю известными и менее известными композиторами. И в наше время звучат ее стихи: романс на слова стихотворения Жадовской «Мне не жаль» в исполнении А. Макарского стал саундтреком к сериалу «Бедная Настя».

Одно из стихотворений Юлии на «крестьянскую тему» приобрело огромную популярность в народе, оно печаталось во многочисленных хрестоматиях и учебниках:

Нива, моя нива, Нива золотая! Зреешь ты на солнце, Колос наливая. По тебе от ветру Словно в синем море Волны так и ходят, Ходят на просторе. Зреешь ты и спеешь, Колос наливая, О людских заботах Ничего не зная. Унеси ты, ветер, Тучу градовую, Сбереги нам, Боже, Ниву трудовую! * * *

Впоследствии на основании этой лирической зарисовки советские литературоведы причисляли ее к прогрессивному лагерю борцов за освобождение крестьян. Критики страны победившего пролетариата всегда стремились заставить писателя выражать то, чего хочется им самим. В Советском Союзе приветствовались лишь русские писатели – борцы с самодержавием, и пропагандировались лишь те стихи, которые можно было интерпретировать в социально-критическом аспекте. Поэтому в советский период в немногочисленных изысканиях о творчестве Юлии Жадовской всегда приводилось высказывание поэтессы о «крестьянском вопросе». В письме профессору И. Н. Шиплю она спрашивает: «Отчего так долго тянется крестьянский вопрос и будет ли конец? Будет ли конец этой истоме, этому лихорадочному ожиданию бедных людей?» Однако вторая часть о страшной дороговизне жизни и о том, что это мешает обществу замечать прекрасное вокруг себя, например, стихи, замалчивалась: интерес к судьбе крестьян не обнаруживается ни в ее творчестве, ни в ее письмах. В произведениях Жадовской основной акцент делается не на общественно-политических, а на духовно-нравственных проблемах. Да и современники любили ее стихи не за публицистический накал, а за лиричность, душевность. Н. Г. Чернышевский знал многие стихотворения поэтессы наизусть. И. А. Бунин переписал для себя «Тихо я одна бреду по саду…», а В. Я. Брюсов – переводы Жадовской из Уланда.

1858 год ознаменовался для Юлии судьбоносным событием. В Петербурге на одном из литературных вечеров она встретилась с Петром Перевлесским, уже известным профессором словесности. Ранее, несмотря на общность литературных интересов и принадлежность к смежным литературным кругам, им так и не довелось повидаться. Петр и Юлия разговаривали в течение пятнадцати минут. Совсем немного после почти двадцати лет разлуки. Прошедшие годы изменили обоих, высветили те стороны личности, которые ранее скрывала благодатная дымка юности. Ночью Юлия записала в дневнике: «Возможно, отец был прав».

В чем же оказался прав Валериан Никандрович? Вероятно, в своем пророчестве, что физические недостатки дочери, частично искупаемые молодостью, впоследствии могут вызвать брезгливость здорового полноценного мужчины. Разумеется, Перевлесский никак не проявил неприятного удивления, но Юлия сердцем, всегда настроенным на волны эмоций любимого, уловила этот изменившийся фон. Поэтому и состоявшийся разговор не вышел за рамки светских условностей.

В 1859 году ее стихи, напечатанные в журнале «Сын отечества», отразили драматизм той встречи:

После долгой тяжёлой разлуки, При последнем случайном свидании Не сказала я другу ни слова О моём безутешном страдании; Ни о том, сколько вынесла горя, Ни о том, сколько слёз пролила я, Как безрадостно целые годы Понапрасну его всё ждала я. Нет, лишь только его увидала, Обо всём, обо всём позабыла; Не могла одного лишь забыть я — Как его беспредельно любила…

Встреча всколыхнула былые чувства и стала стимулом к созданию одного из самых трогательных, искренних и поэтому популярных стихотворений поэтессы. По всей России женщины разного возраста и общественного положения записывали, заучивали и обливали слезами выстраданные другой, но как будто свои строки:

Я все еще его, безумная, люблю! При имени его душа моя трепещет; Тоска по-прежнему сжимает грудь мою, И взор горячею слезой невольно блещет. Я все еще его, безумная, люблю! Отрада тихая мне душу проникает, И радость ясная на сердце низлетает, Когда я за него Создателя молю.

Поэтесса разговаривает сама с собой. Ее первая фраза звучит не вполне уверенно, в ней как бы затаен вопрос: «Неужели я все еще его люблю?» «Боже мой, что я делаю, нужно найти в себе силы преодолеть эту любовь…». Дальнейшее течение мыслей героини может быть таким: «Все, что со мной происходит, мучит и томит меня, выдает окружающим мои чувства». Но рядом никого нет. В одиночестве она заглядывает в глубину своей души и понимает: надо смириться. Тема «я все еще его, безумная, люблю» звучит уже не вопросительно, а утверждающе. Внутренний свет озаряет душу героини, ее чувство просветленно и радостно. Любовь ее как бы освобождается от гнета привходящих обстоятельств, очищается от всего наносного. Страдание перерастает в радость. Душа обретает новое сокровище – самоутвержденную любовь к дорогому человеку.

А. C. Даргомыжский положил на музыку эти полные высокого чувства строки. После исполнения этого романса Полиной Виардо на русском языке 31 марта 1853 года в Концерте Благородного собрания, к Юлии