такая привычка — даже вернувшись, домой после работы, он еще подолгу мог ходить в костюме.

— Ты пойдешь со мной? — я состроила мордочку кота в сапогах из Шрэка.

— Увы, я не смогу. Через три дня у меня важные переговоры с президентом Франции. Завтра вылетаю, ровно на неделю. Прости, — он поцеловал меня в щеку.

— Жалко, — недовольно цокнула я.

***

Павлуша совсем еще ничего не понимал, ни что сегодня его день рождение, ни то, зачем это все собрались такие нарядные. Его просто веселило, что все вокруг него бегают.

Мой подарок ему понравился. Он с удовольствием залез в Феррари, выбросил оттуда все игрушки, попробовал погрызть руль, он оказался не съедобным. Я пыталась объяснить ему, что руль нужно крутить.

— Вот так! Ж-ж-ж… — рев мотора у меня не очень-то получался.

— З-з-з, — повторил малыш и постучал кулачком по баранке. Все весело рассмеялись. Тут Павлуша потянул ко мне ручки.

— Возьми его на ручки, — произнес Валера.

— Но я… — не успела я сказать, что никогда не держала на руках детей, как Павлуша ухватился за мою шею, словно обезьянка за ствол дерева.

— О боже, — от неожиданности вырвалось у меня. Я подняла ребенка, крепко прижимая к себе. Павлуша внимательно стал разглядывать кулон, висевший у меня на шее, и через секунду потянул его в рот. Я кое-как успела ухватить столь приглядную штуковину и даже удивилась, насколько быстр и ловок этот малыш с большими голубыми глазами.

— Абу! — произнес Павлуша.

— Абу, — повторила я, легонько дотронувшись до кончика его миниатюрного носика.

После, мы зарылись в игрушки. Я почувствовала себя ровней этому ребенку. Даже потеряла чувство времени, настолько мне нравилось общество маленького ангелочка. Потом наконец-то мы отведали вкусный торт. У Павлуши была привилегия — он кушал прямо руками, поэтому испачкался, как поросенок. Валера только и успевал фотографировать, до тех пор, пока малыш не утомился и не уснул прямо в стульчике для кормления. Мамаша аккуратно вытащила и унесла в детскую.

— Что ж, я, наверное, поеду домой, — я поднялась из-за стола.

— Может, тебя подвезти, — предложил Валера.

— Я на машине, — отказалась я и поспешила уйти. Оказалось, что остаться наедине с ним выше моих сил. Либо я кинусь к нему в объятия, поскольку мы оба этого хотели, либо начну вести себя, как дура, чего мне совсем не хотелось.

Я не поехала домой, а отправилась в студию. В родную старую студию, только теперь пустую и безжизненную. Все это время пока я была в Америке, она пустовала.

Весь вечер я занималась тем, что наигрывала старые мелодии на фортепиано. Пыталась придумать, что-то новое. После общения с Павлушей, с его волшебным мирком, во мне зародилось великое вдохновение. Поэтому пришлось экстренно записывать слова и ноты, чтобы ничего не упустить. Так на свет появилась новая песня, посвященная Павлуше.

Через пару дней я уже записала песню на диск. Вскоре вышел клип, где главным героем был сам Павлуша. Он оказался прирожденным кинозвездой. Это забавляло его, и не смущали ни посторонние личности, ни эти огромные черные штуковины, которые нацелили на него стеклянные глаза.

Глава IX

Мы все чаще стали общаться семьями. То Валера с женой и с Павлушей приезжали к нам в гости, то мы к ним. Иногда я брала малыша к себе на пару дней. Он пробуждал во мне жизнь. Общаясь с ним, я испытывала нечто большее, чем просто счастье. Он называл меня Лоза. Так и прошли добрые два года, наверное, самые радостные в моей жизни. Я привязалась к Павлуше и уже не мыслила жизни без него, словно он был моим родным. Но я знала, что даже права так думать не имею. Еще тогда в Египте, я должна была уйти и не дать возможности пригласить меня на празднование. Не позволять Валере даже подходить ко мне. Но, как оказывается, я слаба.

— А это что? — как-то раз спросила я у Ростислава, перебирая его бумаги. Он всегда позволял мне рыться в его вещах и документах.

— Отчеты, — быстро бросив взгляд, ответил он. Мы сидели в постели, я аккуратно складывала его документы обратно в чемоданчик, а Ростислав работал в ноутбуке.

— Роз, — произнес он, сдвинув узкие очки на кончик носа, но при этом, не отрываясь от компьютера.

— Мм?

— Что происходит? — настороженно спросил он. Но о чем, я пока не сообразила.

— Я складываю твои документы…

— Да я не об этом, — он отложил в сторону ноутбук.

— А о чем? — недоумевала я.

Он глубоко вздохнул, словно что-то гложет его очень долгое время.

— Я же вижу, как ты смотришь на этого Валеру, — такого я не ожидала от него услышать. Не уже ли он обо всем догадался? Мое сердце сжалось в комок. — Ты все свое время проводишь с его ребенком, — продолжал он, не замечая, насколько сильно я испугалась, — Это неправильно. Ты слишком привязываешь его к себе, и сама привязываешься! Я понимаю, у тебя нет де…

— Разве это плохо? — все еще я боялась поднять взгляд.

Ростислав не стал договаривать, глубоко вздохнул, наклонился и лег головой на мои ноги.

— Иногда я даже ревную.

— К кому? — я сделала вид, что усмехаюсь, но смешно мне не было. Нужно было заканчивать этот разговор, а иначе я своим неестественным поведением себя выдам. Лучший вариант заставить собеседника молчать — это прикрыть его рот, в некоторых случаях — это кляп, но именно в данном — это поцелуй. Поэтому я медленно наклонилась к его губам и стала целовать.

— Можно тебя кое, о чем попросить? — после упоительных поцелуев, Ростислав легонько отодвинул мое лицо, чтобы я могла видеть его глаза.

— О чем?

Повисла странная пауза. Обычно такая пауза имеет место быть в сложном неприятном разговоре.

— Когда-нибудь это все равно произойдет, — вдумчиво произнес он, — Просто вдруг, если…. У меня остановится сердце, или…. Инсульт, или еще что-нибудь.

Я не верила своим ушам.

— В общем, я хочу, чтобы ты НЕ вызывала скорую. Я хочу умереть быстро. Чтобы не оттягивать смерть, понимаешь?

Я смотрела в его глаза и не верила, что он всерьез. Нет, сейчас он рассмеётся и скажет, что пошутил и хочет прожить долго и счастливо, что будет бороться, чтобы ни случилось. Но его глаза говорили про другое, о том, как он уже устал, и что готов принять все, чтобы с ним ни случилось.

— Ты проживешь еще много-много лет! — произнесла я со всей верою. Крепко прижалась к его груди. Мне совсем не хотелось говорить о