смерти. Ведь она все время бок о бок, словно сестра мне….

Глава X

Через пару дней состоится день рождение Миланы Львовой — дочери Ростислава, как вы уже поняли. Мягко говоря, я считала ее стервой. Потому что любые встречи кончались неприятными разборками в стиле «Дочь против всех». Так как она была младше меня на десять лет, я не могла взять и все ей высказать. Хотя уж поверьте, сказать-то ей было что! Она затаила на меня обиду, это и так было понятно, но каким надо быть человеком, чтобы в обществе улыбаться, а наедине скалить клыки. С такими людьми бесполезно говорить, что-то объяснять, они все равно останутся при своем. Она умудрялась «удачно» пошутить в мой адрес на каком-нибудь светском вечере при огромном количестве людей. И самое обидное, что все делали вид, что все нормально. На праздновании ее дня рождения, я чувствовала себя не в своей тарелке, я явно была здесь лишней.

— А может быть Роза, нам что-нибудь споет, — Милана натянула ехидную улыбку, видя, как я затаилась в углу, чтобы меня никто не трогал, — У нас тут как раз пианино завалялось!

Неспроста она позвала меня за инструмент, ведь со слов Ростислава — его дочь профессиональная пианистка, закончила какую-то престижную музыкальную консерваторию. Даже зеленому фикусу, за листьями которого я затаилась, было ясно, что это подвох-испытание. Нужно было вежливо отказать, но я не из робких — я согласилась. Недолго думая, стала играть песню о Павлуше, честно говоря, тут же забыла обо всем. Песня отнесла меня в мир спокойствия и добра. И не волновали вокруг сидящие гиены — подруги Миланы, жаждущие грандиозного провала и о Милане я так же позабыла. Вот чего-чего я не ожидала, так это аплодисментов, которые вырвали меня из эйфории. Им понравилось. Всем, конечно, кроме Миланы. Она сузила, и без того узкие, глаза и презренно окинула меня взглядом.

Ростислав весь вечер открыто обнимал меня, не замечая, как его дочь поедает нас глазами. Да куда там, еще чуть-чуть и ее зрачки воспламенятся и спалят все на сто километров в радиусе. Время от времени, она подзывала отца к себе, лишь бы разделить нас.

И так продолжалось очень долго, не только на ее день рождение. Она приходила к нам в дом, и начинала устраивать порядки. Меня это слегка раздражало. Ведь она это делала специально. Нарочно просиживала целыми днями дома, ничего не делая, потом, когда отец возвращался домой, она всячески лезла к нему с разговорами, лишь бы встать между нами. В итоге, она переехала от матери к нам в дом! Представляете, насколько сильно она меня ненавидела!

Ростислав, конечно, предлагал купить ей квартиру, но Милана вежливо отказывалась, он слышал в этом благородство (ведь молодежь сейчас бежит из семьи), а я слышала: «Ты еще попляшешь, сучка! Я тебе устрою райскую жизнь!» И я плясала. Деться мне было некуда.

«Папочка, я сама смогу купить себе квартиру», — пеленала она глаза папочке. Но первая попытка — устроится в местный симфонический оркестр, провалилась. И этого стоило ожидать. Ведь ее месть только начиналась.

Когда в одной семье живут два творческих человека, да еще если их творчество заключается в одной идеи, то это весьма проблематично. Я естественно не могла не репетировать, для этого Ростислав отвел мне отдельный кабинет, переделанный в студию. А Милана не могла позволить мне репетировать спокойно, поэтому, как только я садилась за синтезатор, она начинала играть «Похоронный марш».

Бедный Ростислав, он жил между двух стихий. Мы с Миланой боролись даже на энергетическом уровне, нам совсем необязательно было, что-то говорить или делать, достаточно подумать о негативном, как создавалась напряженная обстановка во всем доме. Даже прислуга боялась находиться рядом, когда мы сталкивались.

Хоть разница между нами и была в десять лет, я годилась ей в сестры. И ее это очень злило.

— Почему у тебя нет парня? — однажды спросила я.

Милана смотрела какой-то фильм безо всякого интереса, а я только что из душа, уселась рядом с ней на диван.

— Это не твое дело, — раздраженно ответила она, даже не удосужившись посмотреть на меня.

— Милана, — терпеливо говорила я, еще немного и я не выдержу, кинусь на нее и выдерну все ее волосюльки, — Я пытаюсь наладить с тобой отношения, а ты всячески все портишь. Зачем?

— А затем, что ты разрушила мою семью! И теперь пользуешься моим отцом, как вещью!

— Это неправда. И ты это знаешь, — отрезала я и почувствовала, как закипает кровь в жилах, — Я люблю твое отца!

— Ты любишь его власть, а не его! — красноречиво выпалила она, и вот тут-то она повернулась. Ее глаза полыхали ненавистью, будто она недавно сбежала из ада.

— Что мне его власть?! Я не разбираюсь в политике!

На это она лишь хмыкнула, ее довод не сработал. Она надулась, как ребенок и вновь села в профиль.

— Я могу помочь, — я собрала все силы в кулак и заговорила спокойно.

— В чем? — она съежилась, будто ей сунули под нос тухлое яйцо.

— Я вижу, что у тебя есть способности. Ты хорошо играешь на фортепиано. Я могу поговорить с нужными людьми, и они помогут устроить тебя на работу, — вот этого я не собиралась говорить, но почему-то сказала.

— Мне не нужна твоя помощь, — она выпрямилась и приготовилась к наступлению, — Если мне надо будет, я попрошу об этом отца. Поняла?

Я знала, что в этом плане Милана была очень гордой. Она не пользовалась фамилией отца, и на самом-то деле мало кто знал, что она его дочь. Она, в самом деле, хотела добиться всего сама. Конечно, если бы руководитель симфонического оркестра знал кто она такая, он бы принял ее, не раздумывая, но он упустил свой шанс, из-за глупой слепоты.

— Зачем все эти трудности? — продолжала я, — Почему ты не пользуешься возможностями, которые у тебя есть?

— А я не хочу, чтобы все считали, что я всего добилась по блату! Как только кто-то узнает, что я дочь президента, то сразу пытается извлечь из этого выгоду! Оно мне надо?!

— Но ты талантлива… — здесь я ни капли не слукавила.

— Значит недостаточно, раз меня не приняли в оркестр, — резко, но с печалью ответила она.

— И ты сдалась? — я подняла левую бровь. В этот момент она глянула на меня другими глазами — глазами обычной девушки, со своими мечтами, со своею верой.

— Наверное, мне не судьба быть пианисткой, — она поджала губы, —