Незаметно пролетел август. В свои права вступил сентябрь. Наступил учебный год.

В педколлективе Румянцева оказалась самой молодой – ей было двадцать семь лет. Она выделялась открытостью, уверенными манерами. За время отпуска хандра по заграничной жизни успела слететь. Для многих было забавным, что она из столицы приехала работать на периферию, да ещё пионервожатой. Беседа с директором школы-интерната, Денисенко Валентиной Васильевной, не произвела на Румянцеву впечатления. Она односложно отвечала на вопросы директора, не оставляя шансов директрисе, выведать чего-нибудь. Она всё больше слушала и думала о словах отца: «Помни, Валентина, – ты Румянцева, а Румянцевы в нашем городе и крае имеют своё слово!»

Вечером Валентина Григорьевна попросила отца, в качестве шефской помощи, отремонтировать и оборудовать пионерскую комнату и актовый зал. Швейная фабрика числилась в списке шефов интерната, но директор никак не могла допроситься помощи.

– Что, занесли в белые вороны? – разгадав смысл просьбы дочери, поинтересовался Григорий Васильевич, – Так их. – Румянцеву понравилась инициатива дочери, и он тоже загорелся. «Наша кровь»: – Завтра дам команду, но перья не распускай.

Больше разговоров с директором интерната не было. Валентина Григорьевна «перья не распускала», полностью отдавшись работе с детьми. Она организовывала диспуты, вечера, самодеятельный театр, вечерние посиделки для старшеклассников и рассказывала им о разных «интересностях» восточной культуры. Девочки любого возраста находили успокоение в пионерской. Валентина Григорьевна умела понять, поговорить и добрым словом согреть ранимое девичье сердце. С мальчишками она держалась по-разному. К маленьким проявляла материнскую заботу и внимание. Старшеклассникам позволяла некоторые вольности, умело удерживая их в рамках приличия. Ко всем вместе она относилась требовательно и с неподдельной строгостью. За короткое время старшую пионервожатую полюбили все воспитанники интерната. Она платила им тем же, но к одному мальчишке она особо присматривалась. Это был Матвей Шпагин.

Валентина Григорьевна вздохнула, чем не преминул воспользоваться капитан.

– Чего так тяжело?

– Подумала о своём, о девичьем, – с иронией в голосе отмахнулась Румянцева. – Следите за дорогой, капитан.

Ей было о чём подумать. Идея Чукарина сразу не понравилась Румянцевой. Она и согласилась помочь ему по старой памяти, в знак благодарности, что он когда-то не позволил её «съесть». Но она хорошо смогла узнать и Шпагина, и сомневалась, что с годами он стал другим. Тем более она не могла даже предположить, как тот себя поведёт, когда догадается, что она работает в системе генерала и более того – содействует самому Чукарину. Уверенности придавало её положение – за эти годы она дослужилась до полковника и была на хорошем счету у руководства. В отличие от генерала, она оставалась кадровым сотрудником. Чукарин же давно был отправлен на пенсию, и только учитывая его прежние заслуги, за ним сохраняли небольшой кабинет в дальнем, тупиковом крыле управления. Именно по этой причине, Румянцева не стала следовать инструкции и вводить в курс поставленной перед нею задачи Матвея, а оставила ему фотоаппарат и конверт на тумбочке. К генеральским деньгам она доложила и от себя двести рублей. Пусть сам решит, как поступить. Для себя она оформила командировку, чтобы задержаться во Фрунзе и пообщаться с осведомителями среди узбеков и, дать новые распоряжения группе оперативников, хорошо ориентирующихся в горной местности и знающих обычаи малочисленных этносов.

Глава четырнадцатая

Болезнь

Вечерами начало холодать. Солнце ещё долго освещало скальный аул, тогда как в низине уже господствовала ночь. После работы Матвей возвращался в дом Эргаша и издали высматривал Маргариту. Девушка каждый вечер встречала его, но в этот раз он её не увидел. Молодого человека покачивало, щёки горели и приступами бросало в пот. Он чувствовал, как силы покидают тело. Отсутствие девушки встревожило, но мочи не было даже шагу прибавить. Ворота еле поддались – Матвею пришлось приналечь на них всем весом. Маргарита стояла под навесом у молочака1, помешивая в казане деревянной ложкой с длинной ручкой. Она обернулась на скрипнувшие ворота и озорно заулыбалась, завидев приятеля.

– Я готовлю для тебя лагман2, – радостно сообщила Рита.

– Да, хорошо, – еле держась на ногах, проговорил молодой человек.

– Матвей, что с тобой? – она отложила ложку и, встревожено глядя, подошла к нему. – Э-э, да у тебя жар. Ты заболел.

– Рита, успокойся, – Матвей крепко схватил девушку за руку.

– У меня есть кое-какие лекарства, – попыталась отстраниться та. – Кажется, и аспирин.

1 Молочак – очаг каминного типа для приготовления пищи

2 Лагман – горячее блюдо – лапша заправленная овощами с добавлением мяса

– Подожди! – сцепив зубы, процедил Матвей. – Сядь рядом и слушай.

– Матвеечка, давай потом послушаю.

– Сядь! – рявкнул он и с силой притянул девушку за руку. – Слушай внимательно. О моей болезни расскажи только женщинам в доме. Они сами поступят так, как надо, – Матвей перевёл дыхание.

– Может, всё-таки я сбегаю за лекарствами? – Маргарита видела: молодому человеку становится хуже.

– Никаких лекарств, – отрезал он. – Только скажешь женщинам и подними панику. И самое главное – будь готова.

– К чему? – не поняла она.

– Собираться домой, – растянул губы в улыбке Матвей и поднял затуманенный взгляд. – Вот смотри, – он расстегнул штаны и опустил до колен.

– Матвей! Ты бредишь, – всхлипнула перепуганная Рита.

– Сядь и дослушай до конца, – он открыл бедро и отклонился. – Гляди.

– Что это? – ахнула девушка.

– Это клещ.

– Как он туда попал? – не понимала Рита, широко раскрытыми глазами рассматривая коричневый шарик с крупную горошину, присосавшийся к внутренней стороне ноги.

– Я его посадил.

– Зачем?

– Потом поймёшь, – Матвей снова перевёл дыхание. – О клеще никому ни слова. Он сам его найдёт.

– Кто он? – терялась в догадках девушка.

– Кому надо, – Матвей слабо улыбнулся сквозь прищур. – Я специально подсадил его ближе к паху, чтобы правдоподобнее было. Запомни – больше паники и будь готова сорваться в любой момент. – И Матвей забылся, только лихорадка колотила его тело.

Затылок лекаря, склонившегося над мужчиной, Матвей узнал сразу. Он только не мог разобрать кто лежит перед Паджой-Хаджи.

«Наверно, кто-то из таранчей попал в беду и теперь лекарь пытается спасти бедолагу, – предположил он, выискивая удобный угол обзора, чтобы заглянуть с боку, но не получилось».

Выбранное помещение для исцеления было странным: деревянные стены, ни одного окна, в самом дальнем углу разожжён очаг – единственный источник света. Уголь в очаге накалился до бела и пестрел бело-голубыми языками пламени, достаточно освещая лекарскую. Матвей никак не мог понять, как ему удалось схорониться в таком хорошем месте – всё хорошо видно. Он даже пожалел, что нет рядом с ним Риты. Ему очень захотелось, чтобы девушка так же увидела лекарское мастерство старца и ещё сильнее