К вечеру Кемаль вернулся в дом, где они остановились, падаяс ног от усталости, но очень довольный За ужином дядя, одобрительно кивнув,спросил:

— Понравилось?

— Очень, — восторженно ответил Кемаль, — это великий город.

— И очень красивый, — поднял палец Намик Аббас, — но самыйкрасивый турецкий город — это Измир. Завтра мы поплывем туда на корабле. Яспециально взял билеты, чтобы мы могли поплыть по морю и ты бы смог увидеть всюкрасоту нашего Измира. И тогда ты поймешь, почему мы все так любим свой город.

— Я всегда мечтал увидеть эти города, — почти честно ответилКемаль, — и не только Стамбул и Измир. Мне будет интересно увидеть и другие.

— Увидишь еще, — кивнул дядя, — у вас в Болгарии такого небыло. Ты турок, Кемаль, и наследник нашей славной фамилии. Никогда не забывайэтого, где бы ты ни был. Твоя настоящая родина здесь, — и он обвел рукойпространство вокруг них.

— Да, конечно, — серьезно ответил Кемаль.

На следующий день они сели на большой корабль и поплыли наюг, в сторону Измира. Дядя оказался прав. Поездка оставила неизгладимоевпечатление на Кемаля. И хотя большую часть пути было довольно темно, чтобыразличать красоту береговых линий турецкой стороны, проснувшись рано утром, онвышел на палубу и несколько часов провел там, наблюдая, как мимо проплываютгреческие и турецкие острова. А потом был Измир.

Впервые попав в этот город, он испытал подлинное потрясение.Город был не просто красив, он напоминал его родной Баку и своим вытянувшихсяполукругом бульваром у моря, и своими вечнозелеными деревьями, и дажеархитектурой, одновременно древней и современной, так органично вписывающейся вокружающий ландшафт.

Дом его дяди стоял несколько в стороне от центра города, наокружающих Измир холмах, и отсюда было всегда видно удивительно мягкое,спокойное море и небольшие парусники, уходившие отсюда за горизонт. Обе дочериего дяди были уже замужем и жили со своими мужьями, как того и требовал строгособлюдаемый обычай. Поэтому в доме Намика Аббаса он оказался желанным и дорогимгостем. Тетушка Мэлекэ оказалось веселой и словохотливой женщиной. От нееКемаль узнал множество бытовых подробностей и даже важных деталей своегопрошлого, о которых не могла знать ни советская, ни болгарская разведки. Вотличие от многих соседних стран лишь в Турции и Иране разрешались встречиженщин с мужчинами, их выход на улицу без традиционной мусульманской паранджи ипроведение светского образа жизни. И если в соседних Сирии, Ливане, Ираке ещеможно было встретить женщин без покрывала, то в Саудовский Аравии и в странахАрабских Эмиратов законы шариата соблюдались весьма строго.

В Измир к дяде довольно часто приезжали его иранские друзьяиз Тегерана, любившие отдыхать на побережье Эгейского моря, так напоминавшегоим собственное — Каспийское. Несмотря на традиционно не очень хорошие отношениямежду фарсами, составлявшими большинство населения Ирана, и турками, живущими вТурции, гости дяди наведывались к нему довольно регулярно, иногда даже раз вдва-три месяца. Кемаль провел в Измире более восьми месяцев, за это время ониприезжали четырежды. Лишь позднее он узнал, что это были этническиеазербайджанцы из Тебриза, населяющие северную часть Ирана. В отличие отустоявшегося затем в Америке и Европе мнения, население Ирана, особенноженское, пользовалось всеми правами, вплоть до революции семьдесят девятогогода, когда в Иране пал шахский режим. При этом свобода нравов и явный вызовобщественному мнению раздражали большинство населения, состоящего изправоверных мусульман-шиитов. Шахский режим слишком явно не считался с мнениембольшинства населения своей страны, что в конечном итоге вызвало исламскуюреволюцию. Но, справедливости ради стоит отметить, что наиболее «европейскими»странами в семьдесят четвертом году в Азии были Турция и Иран, с той лишьразницей, что в Иране была неограниченная монархия шахского режима, уже давнозабытая в Европе, а в Турции режим демократической республики часто сменяливоенные перевороты армии, наводившие таким образом порядок от зарождавшегося встране анархического хаоса.

В первые же дни после приезда в Измир дядя вызвал врача длялюбимого племянника, уже снискавшего репутацию своими знаниями. Кемаль знал,что врач был специально послан сюда еще несколько месяцев назад дляподтверждения версии о тяжелом ранении и коме Кемаля Аслана. Он сознательно нио чем не спрашивал врача, даже когда они оставались одни, ожидая когда тотпервый заговорит со своим патентом о порученном ему задании. Но так и недождался. То ли врач не хотел говорить на эту тему, считая ее ниже своих профессиональныхобязанностей, то ли не знал вообще, зачем нужно было приписывать человеку комуи тяжелое сотрясение мозга, если он их вообще не получал; но ничего не говоряпациенту, он регулярно подтверждал все версии болгарских врачей, позволявшиеКемалю по-прежнему проводить дни в гостеприимном доме дяди. А затем приехалЮсеф Аббас, его американский дядюшка, из-за которого и была задумана этаграндиозная операция.

В отличие от лысоватого Намика, его старший брат оказалсяполной противоположностью. Сухой, подтянутый, с красиво уложенной шевелюройседых волос, в элегантных итальянских костюмах он больше был похож напреуспевающего итальянца или испанца, чем на натурализировавшегося в Америкетурка. К этому времени он уже возглавлял довольно мощную компанию, связанную спроизводителями вооружений в Техасе и Калифорнии. Кемаль хорошо запомнил ихпервое знакомство в аэропорту. Они ждали вдвоем с Намиком Аббасом, когда всалоне для особо важных гостей появился, наконец, их родственник.

С радостным криком Намик Аббас бросился к брату. Тот,довольно спокойно обняв младшего брата, повернулся к Кемалю. Блеснули стеклаочков, и он холодно спросил:

— Это и есть наш племянник?

— Он, он, — радостно подтолкнул Кемаля Намик Аббас. Егостарший брат протянул руку.

— Я рад, что ты наконец, вернулся к нам, — просто сказал он.

Так состоялось их первое рукопожатие. Нужно сказать, что и вбудущем Юсеф Аббас никогда не проявлял излишних эмоций. Кемаль так и не увиделего ни смеющимся, ни улыбающимся. Лишь иногда он бывал довольным и в такихслучаях тер указательным пальцем правой руки подбородок. Это было егоединственным проявлением эмоций. В машине Намика Аббаса они ехали вчетвером.Впереди сидели водитель и Кемаль. Оба брата о чем-то говорили на заднемсиденье, когда вдруг Юсеф спросил:

— Кемаль, как ты себя сейчас чувствуешь?

— Как будто хорошо, — не поняв вопроса ответил «племянник»,— врачи говорят, что уже нет никакой опасности.

— В любом случае тебя нужно будет показать хорошим врачам воФранции или у нас в Америке, — спокойно сказал Юсеф, от чего Кемаль весьсжался. Подготовить «врача» за такой короткий срок советская разведка могла неуспеть. А это было равносильно провалу. Но он, лишь кивнув, снова повернулсявперед.

Вечером они ужинали в доме Намика Аббаса и радушный хозяинпозвал на торжественный ужин в честь приезда старшего брата всех своих друзей иродных, своих дочерей, их мужей и родителей. Веселье продолжалось уже довольнодолго, когда Кемаль, вышедший на балкон чуть передохнуть от обильных яств,подаваемых на стол, вдруг обнаружил рядом с собой дядю Юсефа, задумчивосмотревшего вперед. В руках у старшего дяди была традиционная сигарета. Онкурил только «Мальборо» и не признавал других, причем свои сигареты он возил ссобой, считая, что местные явно уступают по качеству производимым в Америке.Дядя смотрел на раскинувшийся внизу город и молчал. Долго молчал. Потомнаконец, спросил по-английски: