Сандра смотрела ему в глаза прямо и твердо, и он подумал,что впервые рискует так пристально смотреть ей в глаза. Он поднял руки инерешительно протянул их к женщине. Она чуть напряглась. Но не сталаотстраняться. Он мягко потянул ее на себя продолжая смотреть в ее глаза. На нейне было ее привычных очков и оттого лицо было как-то добрее и мягче. Оннаклонился, чтобы поцеловать ее. Кажется, алкоголь сыграл со мной совсем незлую шутку, почему-то успел подумать он в те доли секунды, когда наклонился кгубам женщины.

Поцелуй был долгим и потому особенно сладостным. Они,наверное, простояли так минут двадцать, прежде чем он, наконец, пришел в себя инеуверенными движениями руки попытался расстегнуть пуговицы на ее брюках. Онамягко помогла ему, сама снимая с себя брюки. И лишь затем дотронулась допуговиц его рубашки. Как они раздевались, он не помнил. Вещи разбрасывались пообоим комнатам, в промежутках между страстными поцелуями. А потом была постель…

Он не был развратником в том смысле, в каком полагается бытьопытным мужчинам, уже изучившим и полюбившим различные телодвижения в постели,пытаясь произвести еще большой эффект на женщину и увеличить собственноенаслаждение. Ему даже не пришлось прибегать к обычным любовным прелюдиям. Ееглаза в этот момент заслоняли ему весь мир, вымывая из головы остатки разума.

И потому у них не было тех великолепных игр, которыепредшествуют заключительному возвышенному акту наслаждения. Они просто менялисьместами, познавая друг друга в эту сладостную для обоих ночь.

Последние месяцы, после отъезда из Хьюстона Кемаль не имелвообще никаких контактов с женщинами, всецело занятый работой и проблемамипереезда. У Сандры также не было постоянного партнера. И потому их бурный иэмоциональный взрыв кончился довольно быстро почти одновременным яростнымвзрывом и наступившим после него небывалым умиротворением.

Кемаль вытер пот ладонью и откинулся на подушку. Он, незакрывая глаз, смотрел в потолок. Потом осторожно скосил глаза влево. Сандралежала, также глядя прямо в потолок. И также не закрывала глаз.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— Ты действительно переехал в Нью-Йорк? — спросила она.

— Опять про Марту, — поморщился Кемаль, — да, ядействительно переехал в Нью-Йорк.

— Вы с ней больше не живете?

— Во всяком случае, не спим вместе, это точно. Но когда онаприезжает в Нью-Йорк вместе с сыном, то остаются в моей квартире.

— Ясно, — она по-прежнему смотрела в потолок.

— Неужели ты тогда отказала мне из-за Марты?

— И из-за нее тоже, — ответила Сандра.

— Я не совсем понял твои слова.

— Сейчас это уже неважно. Когда ты уезжаешь из Чикаго?

— Завтра утром.

— Ты прилетел на один день? — она, наконец, перевела свойвзгляд на него.

— Да, — он тоже чуть повернул голову, снова глядя ей вглаза. Теперь они были какие-то особенно яркие, теплые, словно поглощавшие всебе все его эмоции и чувства.

— Когда ты прилетел? — вдруг шепотом спросила она.

— Сегодня утром, — он, наконец, понял смысл ее вопросов.

— Я тоже, — прошептала она, — эта судьба, Кемаль.

Он поднял руку, дотронулся до ее волос, провел пальцем полинии ее лица, коснулся губ.

— Да, — согласился он, — это действительно судьба. — Ипотянулся, чтобы снова поцеловать ее.

На этот раз, улыбнувшись, она чуть отстранилась положивпалец на его губы.

— Не так скоро, — попросила она, — мы не дети, Кемаль. Иутром тебе улетать.

— Это что-то меняет? — спросил он.

— Наверное, нет, — подумав ответила она. — Но мы вряд лисможем так часто видеться, чтобы стать по-настоящему близкими людьми. Это оченьдалеко, Кемаль. Чикаго, Нью-Йорк, Батон-Руж и Хьюстон. Это очень далеко, —повторила она.

— Я бы мог приезжать, — немного упрямо сказал он.

— На уик-энд, — на подбородке у нее впервые появиласьупрямая складка. Или это произошло из-за подушки?

— Я буду девочкой для воскресных утех? — спросила Сандра.

Он нахмурился.

— Ты могла бы иногда быть не столь категоричной. Здесь вконце концов не луизианский сенат, — резко ответил Кемаль.

— При чем тут сенат, — огорченно произнесла она, — ты бы могбыть поделикатнее.

Он опомнился.

— Извини, — попросил он, — я был неправ. Кажется, мыссоримся, еще не успев подружиться.

И он улыбнулся. Складка исчезла на ее лице. Она улыбнулась вответ.

— Кажется, теперь я понимаю, почему до сих пор не вышлазамуж, — вдруг сказала она, — у меня действительно несносный характер. Извини,я начала первой, но согласись, наши расстояния делают частые встречи простонереальными.

— Разве это расстояния, — возразил он, — в тебе говориттипичный техасский провинционализм. Я так часто летал из Турции в США иобратно. Это не так далеко, как тебе кажется.

— Мистер путешественник знает, сколько часов нужно лететь изнашего города в Батон-Руж? Хотя ты мне сказал, что не так часто видишься ссемьей. Так сколько раз ты летал за последний месяце Хьюстон, чтобы повидатьсвоего сына?

Он сжал губы. Потом выдохнул воздух.

— Ни разу. Кажется, я болван Сандра.

— Я не была бы столь категорична, — усмехнулась она и самаподняла руку, дотрагиваясь до его лица, — кажется, мы торговались слишкомдолго.

В этот раз их слияние длилось значительно дольше. Онипознавали друг друга, исследуя каждый сантиметр тела партнера, наслаждаясь иотдавая все без остатка. И мир вокруг них перестал существовать.

За окнами был уже рассвет, когда Сандра пошла принимать душ.И только тогда он, наконец, вспомнил все подробности минувшего дня и свойнеудавшийся визит в Сисеро. Теперь нужно было соглашаться на вариант Тома иподавать сигнал о чрезвычайном происшествии. Кажется, Сандра, как всякаяженщина, чувствовала почти интуитивно. Но в одном она права. Они просто несмогут встречаться слишком часто.

Когда она вернулась из ванной, он уже сидел на постели,обмотавшись одеялом. Сандра заметила мрачное выражение его лица.

— Что-нибудь не так? — поинтересовалась она.

— Все в порядке, просто я все время думаю над твоимисловами. Мы могли бы встречаться хотя бы раз в месяц. Или два, смотря какполучится. Не обязательно мне лететь в Батон-Руж, а тебе в Нью-Йорк. Мы моглибы найти промежуточный вариант. Скажем, Атланту.

— Гениально, — с явной насмешкой парировала Сандра, — это тысейчас придумал, пока я принимала душ?