— Ты помнишь своего отца?

— Не очень хорошо, — ответил Кемаль, — мне ведь было всегопять лет. Помню, как мы переезжали в новый дом в Филадельфии и я поранил себеруку.

— Да, действительно, — кивнул Юсеф Аббас, — ты тогда сильноплакал и я подарил тебе игрушку. Такого смешного медвежонка.

— Это была моя любимая игрушка, — улыбнулся Кемаль.

— Ты ее помнишь? — кажется, удивился дядя.

— Простите меня. Вы разрешите мне удалиться на одну минуту?Я хочу вам кое-что показать, — сказал вдруг Кемаль.

Дядя молча кивнул головой. Он поспешил к себе в комнату,бегом поднялся на второй этаж и, быстро достав плюшевого медвежонка, спустилсявниз. Дядя по-прежнему стоял один на балконе и дымил уже новой сигаретой. Онвообще много курил, отметил Кемаль. Ничего не говоря, он протянул медвежонкадяде. Тот, сначала не поняв, взял игрушку и, только рассмотрев ее внимательно,вскинул голову.

— Та самая? — спросил, поняв, какую именно игрушку принесего племянник.

Тот улыбнулся.

— Вы ее узнали?

— Ты привез ее с собой в Турцию? — в голосе Юсефа Аббасавпервые послышались какие-то теплые нотки.

— Да. Она всегда была со мной. Я помнил, что вы ее мнеподарили, — решил добавить чуточку импровизации Кемаль, — это была моя любимаяигрушка.

Дядя еще целых полминуты, разглядывал медвежонка и затемвернул его племяннику.

— Как странно, — сказал он, — я думал, что ты давно уже еепотерял.

Кемаль снова улыбнулся.

Теперь дядя смотрел на него.

— Ты хорошо говоришь по-английски, — сказал он уже натурецком, — у тебя правильное произношение. Значит, не забыл, это очень хорошо.

— Некоторые слова я вспоминаю с трудом, — признался Кемаль.

— Слушай, Кемаль, — сказал он, — тебе нравится здесь вТурции, в Измире?

— Очень нравится, — поспешил сказать Кемаль. Он знал, чтонельзя форсировать события.

— Это хорошо. Здесь наша Родина, наши корни. Но ты бы нехотел навестить меня в Америке? Намик хочет летом приехать ко мне, ты бы могприлететь вместе с ним.

— Если он меня возьмет, — неуверенно произнес Кемаль.

— Возьмет, — властно сказал Юсеф. — Давай вернемся в дом. —Он повернулся, собираясь идти в дом, когда вдруг посмотрел на Кемаля ипопросил. — Отдай мне эту игрушку, Кемаль.

— Игрушку? — удивился Кемаль. — Зачем он вам, дядя?

— Будем считать, что это мой каприз. Я верну ее тебе сразу,как только ты приедешь в Америку. Не беспокойся, с ней ничего не случится.

— Берите, — протянул он игрушку, не понимая почему ЮсефАббас стал вдруг таким сентиментальным.

Дядя, забрав игрушку, поспешил в дом.

Следующие три дня они были вместе. Ездили то морю, обедали вресторанах, гуляли по бульвару Измира. Дядя много и долго расспрашивал Кемаля сего взглядах на современную Америку, о его жизни в Болгарии, о матери, об учебев институте. Он обращал внимание на ошибки племянника, терпеливо поправляя его,если тот сбивался и не совсем правильно говорил некоторые слова по-английски. Ивсегда сохранял при этом обычно спокойный, деловой тон ничем не высказываясвоих эмоций. Словно сам Кемаль волновал его меньше всего.

Юсеф не был никогда в Болгарии. К тому времени, когдаовдовевшая семья его брата переехала в Болгарию, он остался в Америке, а междуБолгарией, с одной стороны, и Турцией с Америкой — с другой, опустился железныйзанавес и не только поездки, но даже телефонные разговоры стали практическиневозможными. И потому Кемаль мог спокойно беседовать со своим «дядей», неопасаясь проговориться или ошибиться в малозначительных деталях. Его болгарскаялегенда была сработана на совесть.

В последний день Намик Аббас дал привычный банкет в честьбрата, собрав огромное количество гостей. Старший брат сидел на банкетепо-прежнему холодный и несколько замкнутый. А потом братья уединились и очем-то долго говорили. Кемаль обратил внимание на глаза выходившего из комнатыстаршего брата Намика Аббаса. Они были красными и опухшими, словно тот плакал.

На следующее утро они поехали в аэропорт провожать Юсефа,улетавшего в Стамбул, откуда он должен был лететь в Нью-Йорк с посадкой вБрюсселе, а затем перелетать в свой Хьюстон. С Кемалем дядя попрощался,протянув ему руку и холодно пожав ее, словно из было всех этих встреч и бесед.А вот Намик Аббас, которому старший брат тоже протянул руку, внезапно невыдержал и, обняв брата, снова прослезился, словно узнал некую тайну, таквзволновавшую его. Юсеф Аббас позволил брату обнять себя, но, по привычкесохраняя спокойствие, лишь кивнул младшему брату и поспешил к самолету. Домойони возвращались вдвоем, на этот раз сам Кемаль сидел за рулем, а обычноразговорчивый и веселый дядя всю дорогу тяжело молчал. И лишь когда ониподъехали к дому, сказал:

— Летом мы полетим с тобой в Хьюстон, Кемаль. Тебе нужнобудет помогать дяде в его делах в Америке.

— Странно, — ответил Кемаль, — почему ничего не сказал самдядя Юсеф? Он говорил, что хотел бы, чтобы мы прилетели туда вместе.

— Он и не скажет, — всхлипнул вдруг Намик Аббас, — он оченьболен, Кемаль. Врачи считают, что ему осталось не так много жить. И он хочет,чтобы ты прилетел в Америку.

— Неужели советская разведка знала и это? — ошеломленноподумал Кемаль, в полной мере вдруг осознавая степень подготовленности этойоперации и ее масштабы.

В Нью-Йорк он вернулся точно по расписанию. Они договорилисьс Сандрой, что она прилетит к нему через две недели в Нью-Йорк и остановится водном из небольших отелей, которые можно найти в городе, не привлекая вниманияостальных гостей. Правда Кемаль предлагал снять квартиру или встречаться у негодома, но Сандра отказалась наотрез. Ей казалось постыдным заниматься любовью насупружеской постели Кемаля, в его спальне, куда заходила Марта, пусть даже и неспавшая на этой кровати. А снятые частные квартиры просто вызывали у нееотвращение. Они хороши для девочек по вызову, гневно заявила Сандра и онибольше не обсуждали этой темы.

Вернувшись в город, он снова встал перед нелегкой дилеммойвыбора. Нужно либо было согласиться с мнением Тома и проводить исключительнорискованную операцию безо всяких шансов на успех, либо ждать, послав запрос поканалам чрезвычайного сообщения в Канаду. Помощь в этом случае могла придти нераньше чем через два-три месяца, раньше руководство ПГУ могло просто не успеть.А за это время окопавшийся в КГБ «крот» мог принести много вреда. Нужно былопринимать меры, и как можно быстрее. Значит, придется соглашаться на вариантТома. Альтернативы они просто не имели.