— Ты мне нужен! — стуча зубами, простонала мама. — У меня больше никого нет.

Сквозь отходняк я различил ее испуганный взгляд и практически мгновенно протрезвел.

— Умоляю... мне страшно.

— Ладно. — Я шагнул к койке, протянул руку и даже не пискнул, когда мама сжала мои пальцы так, что захрустели кости. — Я тебя не брошу.

— Начинается! — завопила мама с перекошенным от боли лицом.

— Дыши, Мэри, дыши.

Чертов Христос...

Пока мама пыхтела, я боялся только одного — грохнуться в обморок.

— Показалась головка, — сообщила акушерка. — Молодец, девочка. Последняя схватка, и он родится.

— Джоуи, умоляю, не уходи, останься! — в панике заметалась мама. — Я ведь совсем одна. Ты мне нужен... очень...

— Конечно. — Я сглотнул и, собрав остатки воли в кулак, прохрипел: — Как скажешь, мам.

Минуту спустя мамино лицо исказилось от мучительной боли.

Она вся побагровела и забилась в судорогах.

А потом до меня донесся пронзительный писк.

Окаменев, я наблюдал, как акушерка извлекла из-под простыни, прикрывавшей мамины ноги, голого, перепачканного кровью младенца.

— Поздравляю, — улыбнулась она. — У тебя снова мальчик.

Новорожденному перевязали пуповину, соединявшую его с матерью, и в голову невольно закралось сомнение: а отсекли ли от мамы меня? До сих пор пуповина незримой нитью связывала меня с той, из чьей утробы я появился на свет. Я жаждал избавиться от этой связи. Сбросить с плеч тяжкое, пронизанное страданиями бремя.

Акушерка обтерла заливающегося плачем младенца и, завернув его в полотенце, положила маме на грудь.

— Господи, — выдохнул я. При виде сизого комочка меня затрясло. — Такая малявка.

— С ним все хорошо? — сквозь слезы твердила мама, прижимая пищащий сверток к груди. — С ним все хорошо? — выпытывала она, прильнув щекой к крохотной головке.

— С ним все замечательно, Мэри, — заверила акушерка. — Чуть мелковат, но ты и разродилась на две недели раньше срока. Зато глотка у него луженая.

— Вы что творите? — запаниковал я, когда медсестра воткнула шприц маме в бедро, а акушерка принялась давить ей на живот. — Прекратите! Она ведь только родила, а вы над ней издеваетесь!

— Джоуи, все нормально, — успокоила мама. — Так надо.

— Ты прикалываешься?

— За маму не волнуйся, — вступила акушерка. — Это стандартная практика. Мы помогаем матке сократиться, чтобы плацента поскорее вышла.

— Пла... пла... чего? — Я в ужасе уставился сначала на акушерку, потом на маму. — Хотите сказать, она еще не отстрелялась? Типа там двойня?

Он назвал меня жирухой 18 декабря 2001 года Ифа

— Это вранье.

— В прошлый раз ты говорил то же самое.

— В прошлый раз тоже было вранье.

— Я тебе не верю.

— Слушай, давай зайдем ко мне после школы и спокойно все обсудим.

— Опять будешь лепить свои тупые отмазы? Нет, спасибо.

— Ифа, перестань. Как мы решим проблему, если ты отказываешься со мной говорить?

— А ты попробуй затащить меня силком! Ты же у нас мастер добиваться своего любой ценой.

Сообразив, что со мной каши не сваришь, Пол горестно вздохнул и побрел к своей парте.

С Хеллоуина минуло почти два месяца, но ни у кого бы язык не повернулся сказать, что у нас с Полом все наладилось — да и ладилось ли оно вообще?

Я хотела расстаться еще на дискотеке — Пол категорически отказывался.

В итоге мы решили взять паузу, отдохнуть друг от друга — и только спустя три недели «отдыха» я смилостивилась и согласилась дать Полу очередной шанс.

Однако не прошло и пяти дней, как все вернулось на круги своя: бесконечные скандалы, разборки и прочая муть быстро встали поперек горла.

Пол искренне раскаивался в своем безобразном поведении и из кожи вон лез, чтобы загладить вину. Вот только у меня не было ни малейшего желания идти ему навстречу.

В голове постоянно вертелся вопрос: оно мне надо? Мне не хватало Пола-приятеля.

С ним я бы тусила без остановки.

Пол-бойфренд надоел мне хуже горькой редьки.

Только пока мы были в контрах, Пол становился прежней версией себя.

Заботился, проявлял интерес, а главное — относился ко мне уважительно.

Одним словом, не парень, а сказка.

К несчастью, сказка заканчивалась, стоило мне перейти в статус его девушки.

Получив желаемое, Пол превращался в самовлюбленного собственника.

В очередной раз поддавшись на его уговоры, я злилась на себя и предъявляла Полу за малейший косяк. Здравый смысл подсказывал: пора взрослеть и завязывать с этой тягомотиной. Сколько можно мучиться, терпеть в надежде на лучшее?

Новым поводом для ссоры и очередным подтверждением ублюдочности Пола стало наше, мягко говоря, неравноправие.

Стоило мне чуть ласковее улыбнуться кому-то из одноклассников, Пол моментально закатывал истерику, хотя сам мог лыбиться девчонкам сколько влезет.

Двойные стандарты и лицемерие реально вымораживали.

Пол отказывался верить, что я не завожу шашни у него за спиной, зато от меня требовалось безропотно хавать ту дичь, которую он скармливал мне всякий раз, когда по школе полз очередной слух о его подвигах.

В частности, сегодня утром Кейси узнала от Мака, а тот — от Дрико и Сэм, что во время нашей паузы Пол мутил с какой-то девчонкой из Томмена.

Пол клялся и божился, что все слухи — полный бред. Это и стало поводом для очередной ссоры.

Я уже не знала, чему верить, но если Пол и в самом деле мне изменил, он бы вызвал куда больше уважения, сказав правду.

Сплетня про девушку из Томмена едва не забила последний гвоздь в крышку гроба наших отношений. Если Пол мутит с другими девчонками, а я категорически отказываюсь пускать его в свое сердце из страха потерять надежду на мифический роман с Джоуи — мы реально обречены.

Как ни крути, а лучше быть одной — так гораздо спокойнее.

Положа руку на сердце, я снова согласилась на этот фарс не потому, что поддалась на слезные уговоры Пола, а исключительно из-за оленя, которому сейчас полагалось сидеть со мной за одной партой.

Под «оленем» подразумевался, естественно, Джоуи.

После нашей многообещающей беседы на парковке спорткомплекса Джоуи бросился завоевывать лавры главного кобеля школы.

Он больше не пытался скрывать свои подвиги и ударился во все тяжкие, забив на всех.

Включая меня.

Мало-помалу мы с ним продолжили подкалывать и стебать