Накануне выходных – мы сбежали в субботу – в палату положили маленькую девочку с подозрением на онкологию. Для понимания происходящего с ребенком нужно было сделать МРТ, которое назначили аж на среду. А маме с девочкой не разрешили уехать на выходные домой. Ни процедур, ни лечения, ничего – просто лежать. Бедный ребенок плакал всю ночь. Что дальше – я уже не знаю, мы оттуда удрали. Но другие маленькие пациенты с мамами остались.

Как изменить все это? Я не знаю и не верю в перемены. Так было больше двадцати лет назад, когда я рожала своего первого ребенка. Так оставалось, пока она росла.

И так есть в некоторых медицинских учреждениях сейчас, в двадцатых годах двадцать первого века. Неуважение к врачам и специалистам со стороны администрации.

Именно поэтому для меня больницы и врачи – один из самых страшных триггеров в жизни. Да, мне было стыдно, когда мы с мужем поняли, что не потянем ребенка-инвалида, не сможем его лечить. Но спустя много лет я понимаю, что это было правильное решение. Нельзя брать на себя больше, чем можешь вынести. Моральные, физические, финансовые ресурсы у каждой семьи свои. И для каждой семьи в детском доме найдется именно тот ребенок, с трудностями которого родители смогут справиться.

Приемным родителям важно взвешивать свой ресурс и брать на себя задачи, которые им по силам. Если есть вещи, которые стали триггером, не нужно играть в героев, совершая подвиги. Одноразовые усилия здесь не работают. Любое родительство – это марафон, а не спринт. И рассчитывать силы нужно на дистанцию длиной в жизнь.

Через неделю после побега мы побывали с Дашей на приеме у врача. Глазик заживал, зрение после операции, конечно, упало, но в течение месяца должно было прийти в норму. Еще две недели по рекомендации офтальмолога нам предстояло капать и мазать, не купаться и не играть в активные игры на улице. А в остальном все было в порядке. Даша хорошо ела, нормально спала, проблемы со стулом исчезли. Не зря говорят, что дома помогают и стены.

По возвращении в Москву месяц спустя мы с Дашей сходили на прием к Елене Табарчук, которой я до сих пор невыразимо благодарна за помощь. Она внимательно посмотрела Дашу, сказала, что все заживает отлично и беспокоиться не надо. Никаких отклонений-нарушений вследствие травмы и операции не нашла. Рубец, конечно, еще было видно, но и он еще вроде как должен был рассосаться. Обычный плановый осмотр офтальмолога раз в год. Хирурги молодцы, и правильно, что мы не стали лежать десять дней, никаких показаний к этому не было.

Если бы Лена не консультировала меня постоянно с момента травмы, не выслушивала и не успокаивала, я бы не справилась. Ничего важнее поддержки и ресурсов в этой жизни нет – в который раз убеждаюсь. И считаю одним из величайших своих достижений, в юности у меня даже близко этого не было, свое нынешнее умение обращаться к разным людям за помощью, когда трудно.

Только вот не всех в нашей стране есть такая возможность! Я постоянно думаю о детях в сиротской системе, которых некому защитить.

Ровно через год после нашей с Дашей госпитализации в Крыму на всю страну прогремел скандал с Симферопольским домом ребенка «Елочка». Меня пригласили на съемки программы на Первый канал в связи с этим вопиющим случаем, так я узнала детали.

«Елочка» – это учреждение, подведомственное Минздраву Крыма, в лапы которого мы с Дашей попали после травмы. Из этого места приемная мама забрала двухлетнего Сережу, который при росте семьдесят четыре сантиметра весил всего около шести килограммов. Должного ухода за ребенком в учреждении не было. Кормили его все два года жизни через зонд. Не прооперировали вовремя по поводу врожденного заболевания – расщелины мягкого неба. Врачи, которые проводили осмотр ребенка после его прихода в семью, зафиксировали крестцово-копчиковый свищ, критичную для жизни степень истощения и обезвоживания, и вдобавок рахит. Ребенок не сидел, не ходил, не говорил. От постоянного лежания в кровати у него была деформация черепа головы. И множество других отклонений, которые говорили о том, что ребенка не брали на руки, не кормили как должно, не развивали и не лечили. Он был на грани жизни и смерти в медицинском учреждении большой богатой страны.

Ежегодный бюджет этой самой «Елочки» – больше ста сорока семи миллионов рублей. В пересчете на каждого ребенка это не меньше ста семидесяти тысяч рублей в месяц. Из официального документа Министерства здравоохранения республики Крым следует, что в «Елочке» работает пять врачей, сто пять медицинских сестер, семьдесят семь младших медицинских сестер, тридцать шесть педагогов. Всего получается двести двадцать три сотрудника. И содержится всего семьдесят один ребенок. Кому это все нужно? Зачем?!

Когда при должной поддержке и бережном сопровождении можно устроить детей в подготовленные и качественные семьи. Если вдруг у кого-то есть иллюзия, что подобное происходит только в «Елочке» – нет. Подобных заведений, где дети приобретают болезни, задержки в развитии, педагогическую запущенность, хватает по всей стране.

Семейное счастье

Следующее лето у нас с Дашей снова прошло на даче – мы сбежали туда из Москвы после двух месяцев самоизоляции во время пандемии – и оно, несмотря на не слишком приятные перемены в жизни, стало прекрасным! Первый раз мы провели три месяца вместе с Денисом, и это было невыразимым счастьем. И для Даши, и для меня. Все-таки не умею я жить без мужа. Да и без детей уже не умею тоже. Когда кого-то из них долго нет рядом или на связи, мне становится не по себе.

Важно, чтобы с каждым все было в порядке – тогда ощущение счастья множится стократ.

Были в моей жизни психологи, которые лично мне говорили, что нельзя быть сильно привязанной к кому-то, надо быть самодостаточной. А иначе это уже созависимость – ни в ком нельзя искать опоры, требуется просто жить и надеяться лишь на одну себя.

Но теперь я уверена – это были плохие психологи. Во всяком случае, таким умозаключениям я больше не верю.

Гораздо ближе в этом вопросе мысли американского психотерапевта, ученого с мировым именем Брюса Перри: «В течение ряда лет профессионалы в области душевного здоровья учили людей, что они должны быть психологически здоровы без социальной поддержки, предлагая максиму: „Если вы не любите себя, никто другой вас не полюбит“. Женщинам говорили, что они не нуждаются в мужчинах, и наоборот. Считалось, что люди без родственных и других близких связей чувствуют себя так же хорошо и так же здоровы, как и те, у кого этих связей много. Такие идеи противоречат фундаментальной биологии человеческого вида: мы социальные млекопитающие и никогда не смогли бы выжить без взаимосвязанных и взаимозависимых человеческих контактов».

«Правда состоит в том, что вы не можете полюбить себя, если вас никто не любил и вы сами никого не любили. Способность любить не может быть выстроена в изоляции». Брюс Перри

Каждое утро того прекрасного лета мы будили Дашу, никуда не спеша. Не боясь опоздать в садик или в школу – нежно, с поцелуями, с объятиями и ласковыми словами.