– Да, – снисходительно кивнул Фролов. – Не одна. Или вы думаете, что вы единственный носитель столь редкого эффекта? Отдохните, господин Самойлов, вам надо все обдумать. Если будут вопросы и вы будете готовы получить на них ответы, я с радостью вам помогу.

– Спасибо, профессор. Огромное вам спасибо. Мне, конечно, ни хрена не легче, но хотя бы понятней.

Фролов удалился в другой конец комнаты, склонился над столом, где стоял микроскоп, громоздились стопки бумаг и лежало несколько артефактов. Работа явно была для этого человека смыслом всей жизни.

– Вот думаю, – протянул сталкер, выключив бесполезный коммуникатор. – Если ты из моей головы, на кого же ты тогда похожа? Вроде немного на первую школьную любовь… А так – совершенно другая ты. Даже на Женю ты не похожа совсем. Выходит, что всю жизнь думал я не о тех, с кем был и спал, раз ты получилась вот такой… – Он затих, подумав, что сболтнул лишнего. А потом, в очередной раз вспомнив, что, по сути-то, говорит сам с собой, продолжил:

– И всё-таки ты, Вит, тоже человек, что бы там ни говорил профессор. За моей спиной нет научных знаний и пыльных лабораторий. Именно потому я решил, что ты моя напарница. Остальное не имеет значения.

Человек – это не только боль и радость, физиология и духовность. Об этом редко кто задумывается, но критерием человека является также и смерть. И Виту, несмотря на все её аномальные способности, смерть тоже могла настигнуть. Причем самыми разными путями. Мог погибнуть Самойлов – носитель тульпы, он мог просто перестать верить в девушку. Да и сама Зона могла забрать её так же легко, как породила в голове сталкера. Если Вита могла умереть, то выходит, что сейчас она была живая. Этими мыслями Ирм тоже поделился с ней.

– Не держи на меня зла, хорошо? Я все последние дни пытался убедить себя в чем-то, врал себе, тебе. Этот самообман не довел ни до чего хорошего. Каждую минуту я пытался убедить себя в твоей реальности, но это оказалось слишком сложно. Но сейчас, Вита, зная твою природу, я клянусь, что больше не усомнюсь в тебе. И я наверняка знаю, что ты уже давно не просто отражение моего опыта, ты уже личность. Отдельная личность. Ты лучшее, что произошло в моей жизни за последние годы.

– Все хорошо, Ирм. Я не знаю, как бы повела себя на твоем месте. Это все сложно, я не держу на тебя зла и пойду с тобой до конца. Ведь выбора у меня нет.

– Потому, что моя смерть повлечет твою?

– Нет, Саша. Потому, что так поступают друзья. Так должен вести себя человек.

– Спасибо тебе, Вита.

– Ох, сантименты! Сантименты! – Ехидный, ядовитый голос уже начинал раздражать девушку.

– Заткнись! Еще слово – и я обещаю тебе, что получишь ты по пятое число! – огрызнулась Вита, даже не посмотрев на Алексея.

– Что, прости? – Лицо Ирма приобрело зеленоватый от испуга оттенок.

– Я не тебе, Ирм.

– Любовь, Вита, это огромный и очень опасный недостаток. Твой дружок – и так размазня, а сейчас и вовсе слюни распустил. Смотреть на него гадко, – снова влез в разговор Леха.

Но он тут же поплатился за свои слова. Поток воздуха легко поднял табурет, стоявший неподалеку, и с такой же легкостью влетел в его затылок. Парень, такого поворота явно не ожидавший, нелепо раскинул руки и упал.

– Я предупреждала тебя.

Пытаясь отомстить, Леха бросил многострадальный предмет мебели в девушку. Вита успела изменить вектор полета табурета и направила его в стену, где он благополучно разлетелся в щепки.

– Что, черт возьми, ты творишь?! Успокойся! – взмолился Ирм.

Успокаивать две разъяренные тульпы – процесс не из самых легких. Тем более, когда одну из них не видишь. Да и поздно было это уже делать.

– Ложитесь! – крикнул наемник, в четыре скачка преодолев расстояние до профессора и скинув того со стула на пол.

Яркий огненный шар, искрящийся молниями, разрастался в центре комнаты. Легкие предметы задрожали и потянулись к аномалии. Сначала это были карандаши и ручки с рабочего стола профессора, затем предметы потяжелее, вроде книг и пустых контейнеров. Одна книга влетела Ирму корешком в висок, отчего у парня зубы клацнули, прокусив до крови губу.

– Успокоились! Оба! Живо! И на улицу – отношения выяснять! – закричал Фролов.

– Ты слышал, что сказал профессор? Успокойся, – прошипела Вита.

– Только из уважения к нему, – кивнул Алексей, и шар, состоящий из лавы, сделался сначала маленьким, а затем и вовсе исчез.

– Спасибо, – уже спокойным голосом, будто ничего только что и не происходило, сказал профессор.

– Это вообще нормально?! – пробормотал Ирм.

– Смотря что считать нормальностью. Если исходить из того, что факт нахождения в одном помещении двух опаснейших аномалий считается нормальным, то все только что случившееся тоже можно считать не выходящим за рамки. Ирм, мужчины склонны к соперничеству. Они постоянно выясняют, кто сильней, кто умней, кто больше зарабатывает, чья женщина красивее, и порой выясняют они это с помощью кулаков. Так вот, для таких специфичных личностей, как Леша с Витой, тоже вполне приемлемо выяснять отношения. В конце концов, они ведь хотят сами разобраться, на что способны, а проверяя это друг на друге, они не принесут никому увечий.

Профессор с грустью посмотрел на гору канцелярии и разорванных книг в центре комнаты, затем на сломанный, без шанса на ремонт, табурет и неуверенно добавил:

– Ну, почти никому. И да, насчет насилия. Ваше оружие и экипировка лежат в шкафу за спиной. Я решил, что автомат может вам еще пригодиться.

– Да, профессор. Вы не представляете, как я вам благодарен.

Сдув упавшую на глаза прядь волос, обиженная девушка села в один угол, а раздосадованный прерванными выяснениями отношений Леша – в другой.

Теперь на Виту наемник смотрел совершенно другими глазами. Он вспоминал, как сражалась девушка, как храбро и отчаянно она это делала, будучи полностью уверенной в правильности своих поступков. Она четко различала, где друг, а где враг, и понимала, как себя вести в ситуациях, которые для Ирма были безвыходными. Без нее Ирм бы погиб. И он это знал. Но если бы неделю назад ему предстояло выбирать между жизнью незнакомки и собой, он выбрал бы себя. Кому, чёрт возьми, нужны мёртвые герои?! Так ему подсказывала логика, таков был главный закон Зоны, так кричали его знания и опыт. Только сейчас он полностью осознал, что Вита – не слепок его мыслей. Она – это его чувства, но со своим, самостоятельным опытом. Таким, наверное, был бы сам Ирм, если бы его воспитывали на реальных ценностях, а не размытых идеалах. Учили бы жертвовать собой вместо пафосных рассказов о человеколюбии, ценить жизнь других превыше своей. Всё это он знал, но ни во что не верил. Вита же воплощала эти ценности в жизнь: зло получало наказание, добро – спасение.

– Что завтра будем делать? – Ирм не почувствовал, как рядом оказалась девушка.