– Уж не рублей, – хмыкнул муж и добавил, увидав испуганныеглаза жены: – Мой ребенок не будет от старых идиоток шарахаться.

– Но деньги…

– Комнату продадим, остальное заработаю, да не бойся, Костикдал, они со Светкой на дачу копят.

Комната ушла за пять штук. Галя не могла нарадоваться своемусчастью: собственное жилье, любящий и любимый муж, да еще родился здоровенькийкрепыш, сыночек Васенька.

Но потом пошла полоса неприятностей. Сначала развалился«Москвич», и из бюджета семьи выпала одна из статей дохода. Затем Галочказабыла, уходя гулять с Васенькой, задвинуть решетку на окне, и их квартиру,находящуюся на втором этаже, над козырьком подъезда, ограбили. Утащилителевизор, два золотых колечка и «сейф», коробку из-под печенья, куда Сашастарательно складывал каждую копейку, собирая пять тысяч для друга. Ну а следомстало совсем плохо. Неожиданно в их крохотную квартирку явилась Светка и сообщила:

– Мы с Костей расходимся, имущество поделили, емуавтомобиль, технику, а мне заначку на дачу. Гони немедленно пять кусков.

Саша перезвонил другу. Тот сначала мямлил нечтоневразумительное, потом подтвердил:

– Да, долг перешел к бывшей жене.

А Светка, словно с цепи сорвавшись, названивала каждый день,требуя денег. Она ругалась, грозила обратиться попеременно то в милицию, то кбандитам. Галя плакала, Васечка, чувствуя, что мать находится не в своейтарелке, нервничал, капризничал и не спал по ночам. И тогда Саша надумалпродать почку.

Сначала Галя, услыхав от мужа привычные слова: «Выброси изголовы и забудь, это моя проблема», – успокоилась.

Потом до нее постепенно дошла суть, и Галя впала вперманентную истерику. Но всегда идущий жене на уступки муж неожиданно проявилнесвойственную ему твердость:

– Долги следует отдавать. Я брал, мне и расплачиваться.

– Давай продадим квартиру, – ляпнула Галя.

Саша щелкнул жену по носу:

– Забудь, плюнь и разотри.

– Господи, – рыдала сейчас Галя, – ну и ужас он придумал.Первый раз на меня обозлился.

– Послушай, – медленно проговорила я. – Думается, я смогуотговорить твоего Сашу от безумной затеи.

– Миленькая, – молитвенно сложила руки Галя, – умоляю,помогите. Век благодарна буду, отслужу вам чем хотите. Окна помою, квартиру забесплатно отремонтирую, не думайте, я все могу: обои клеить, потолки делать,даже полы циклевать, только отведите от Саши беду.

– Что это за медсестра, которая пускает тебя по вечерам?

– Лена. Тут врачи в семь уходят, в отделении никого, тольков реанимации бригада дежурит, но она в простые палаты не суется, – приняласьподробно объяснять Галя, – посещения вообще-то запрещены, стерильность у них,но Лена меня пускает, сочувствует. Хорошая девушка. Вот мы с Сашей ипользуемся, когда она дежурит.

– Хорошо, – сказала я, – во сколько надо идти, чтобы надокторов не нарваться?

– Для надежности в восемь.

– Ладно. Значит, ждем двадцати часов, потом ты идешь к этойЛене и слезно просишь ее пустить к Саше его старшую сестру, то бишь меня. Нунаври, будто я из Новосибирска специально за огромные деньги прилетела радивстречи с братом… Сумеешь?

– Попробую, – робко пробормотала Галя.

– Э, нет, так не пойдет. Нужно наверняка.

– Хорошо, – пролепетала она.

До восьми мы просидели в машине, болтая о всяких пустяках.Галя оказалась прелестной девушкой, немного наивной, слегка ребячливой, можетбыть, не слишком умной и осторожной, но открытой, честной, веселой. Она сказала,что всегда мечтала иметь собачку, и я рассказала про наших псов. Галя пришла ввосторг.

– Ой, вот бы Васеньке показать! Четыре песика да еще кошки!

– За чем дело стало? Бери сына и приезжай.

– Обязательно, – обрадовалась девушка.

В общем, к восьми вечера мы стали почти подругами. Когдачасы показали двадцать ноль-ноль, Галя позвонила в дверь. Высунулась девчонка,но не та черноволосая и кареглазая, что впустила меня днем, а другая,рыженькая, с завитой челочкой.

– Привет, – сказала она Гале.

– Здравствуй, – отозвалась та и прошла внутрь. Потеклиминуты. Сначала я ходила около корпуса, потом стала прыгать. Холод пробралсяпод одежду, тело затрясло, ноги превратились в ледышки, руки – в сосульки, нос,казалось, сейчас попросту отвалится.

Наконец, когда я окончательно превратилась в Снегурочку,дверь распахнулась, вышла заплаканная Галя и сказала:

– Иди.

В темном холле Лена протянула мне пакет и сказала:

– У нас принято переодеваться.

В отличие от черноволосой медсестры, разговаривавшей со мнойсегодня словно сержант с солдатом-новобранцем, Леночка произнесла эту фразу,мило улыбаясь, будто извиняясь.

– Ясное дело, больница, – ответила я и попыталасьрасстегнуть пуговицы на куртке, но замерзшие руки не желали слушаться.

– Да вы не торопитесь, – вздохнула Лена, – можете тут хотьдо шести утра сидеть. Смена в семь прибудет, если тихо, то пожалуйста. Главное,не шумите.

Мне наконец удалось переодеться, и Лена довела «старшуюсестру» до дверей палаты.

– Если чего, – шепнула она, – я в сестринской сижу.

Я кивнула и толкнула дверь. Лежавший на кровати сухощавый,даже худой парень отложил книжку и удивленно глянул на меня:

– Вы ко мне?

– Да, Саша.

– Мы знакомы?

– Только заочно.

– В чем дело? – резко спросил он.

Его красивые, карие глаза сузились, превратившись в щелочки,подбородок приподнялся, и весь он, подобравшись, начал походить на сжатуюпружину. Тронь такую случайно и мигом получишь по пальцам.

– Ты не злись, – сказала я и села на кровать, – лучше послушай,чего расскажу.

Начав со смерти Богдана, я перешла к «шутнику», толкнувшемуна самоубийство Надю, вспомнила про Правдина, а напоследок спросила:

– Сколько тебе предложили за почку?

– Пять тысяч.