— Долго не продержится броня. Я не рассчитывал ее на силу таких взрывов. — задумчиво пробормотал Синоптик, проигнорировав занимающий меня все последнее время вопрос- Бери девочку, Жопика и в подвал… Там, под бочкой люк. Уходите.

— Ты же не любишь котов, почему такая забота? — хихикнула я, все еще не осознавая серьезности нашего положения.

— Я и тебя не люблю. Однако же не выкинул этим придуркам, вопреки своему жгучему желанию, — ощерился Погодский. Я не видела его еще таким. Ни разу. И вот сейчас мне было до одури обидно. Он вдруг отвернулся, как — то неуклюже. Что так не вязалось с его тренированным телом. А может просто испугался, что я ему истерику закачу. Меня так и подмывало, кстати. Но я же Анфиса Ласкина. Я не обижаюсь, я просто вычеркиваю из жизни подонков, не ценящих моего хорошего расположения.

— Да пошел ты, — рыкнула я. Соню и кошака нашла в темной нише. Девочка напуганная взрывами находилась в шоке. Кот притих в ее руках, тоже вероятно прощаясь со своей жизнью кошачьего принца. Синоптик возился с крышкой в полу, скрытой настолько хорошо, что я сто раз тут проходила, но и представить не могла, что именно здесь находится вход в бункер.

- Люк с кодовым замком в подвале. Запоминай код. Не промохай снова, от этого зависят ваши жизни. Выйдете в двадцати километрах от города. Идите лесом, на дорогу не суйтесь. Ее скорее всего котролируют люди Бо. Спрячешь Соню в берлоге. И бога ради, без самодеятельности. Где гранаты и автомат. Фис. Мне они нужны. Жизненно необходимы.

— Я без тебя не уйду, — выдохнула я, прямо в лицо человека, который меня не любит. Но я без него не могу жить. Я не сейчас это поняла. Но именно только что мне стало ясно, что я его теряю, так и не сказав о том…

— Проваливай, — грубо подтолкнул меня в спину Синоптик. — Уходи, спасай девочку. И свою шкуру. Я тебя прошу. Фиса. Я же жить не смогу потом, если буду знать, что снова просрал свою миссию. Что не смог защитить вас. Ты меня слышишь?

— Ты не любишь меня, — тихо сказала я, чувствуя на своих губах его дыхание. Мне показалось, что сейчас я снова почувствую его вкус.

— Уходи, — прошептал Погодский, разрушая мои иллюзии.

— В моей сумке оружие, в кухне, — сказала спокойно, хотя мое сердце рвали на части все черти ада. — ТЫ заставляешь меня жить, зная что я не смогу… Я ненавижу быть пешкой в чужой игре. Терпеть не могу слепо верить. так меня воспитал отец. Я хочу правду.

— Прямо сейчас, это невозможно, — усмехнулся Погодский, в уголках губ его появились глубокие скорбные складки. Он как то сразу осунулся, что ли. Нет, на его лице не было страха. Меян пугала обреченность. Но эта маска мелькнула лишь на мгновение.

Конечно. Он лжец. Непревзойденный манипулятор. Его слова про берлогу. Так Трипль называл свою тайную квартиру. Он все знал. Погодский пришел в мой дом не случайно. Укерал мою душу. Разрушил спокойную жизнь. А теперь лишает меня счастья, оставаясь тут. Его убьют, а я останусь жить.

— Все не так, как кажется, — прошептал Антон. Треск раздался оглушительный. Это означало только одно — крепость пала. Соня юрко нырнула в подвал, прижимая к себе свое мяучащее сокровище. — Я вас найду. Фис. И все объясню. А сейчас, не морочь мне душу. Уходи. Мне лучше будет без вас. Проще.

Он толкнул меня так сильно, что я кубарем покатилась по невысоким ступеням в непроглядную темноту. Сверху тихо щелкнул механизм закрывающегося люка и наступила давящая тишина.

Неделю спустя:

— Он придет. Всегда возвращается, — тихо сказала Сонечка, погладив меня по голове. — Тоха не убиваемый, стальной, и вообще жидкий терминатор.

Я уткнулась носом в спинку дивана, и промолчала. В голосе девочки не было больше такой уверенности, как три дня назад, например. Она просто не хочет верить, также как и я.

С момента нашего побега прошло шесть дней. Мы без проблем добрались до отцовой берлоги, подгоняемые адреналином и злючими комарами. Вышли из леса, пошатываясь, как алконавты после психушки, и пешком дошли до тайного убежища. Даже Жопик отступил от своих царских загонов, и послушно плелся за нами, похожий на Лешонка из мультика про домовенка Кузьку. Два дня мы приходили в себя, зализывали раны, вычесывали блох и репьи из богатой шкурки котофея и… Ждали. Каждый день, каждый час, каждую минуту. Прислушивались к шагам в наркош в подъезде, как к поступи соошедших с небес ангелов. Молчали, не говоря ни слова о своих страхах.

— Знаешь, мне кажется, что я тут уже бывала, — ни с того ни с сего сказала малышка.

— Это невозможно, — глухо отозвалась я. Отец никого не пускал в свою берлогу. Лишь для меня сделал исключение, и то только потому, что мне пришлось прятаться от "обутых" мною лохов, которые оказались не лохами.

— Я тебе больше скажу- я тут жила. Очень давно. Очень — очень. Вот помню эту статуэтку, — показала девочка на костяную «Узбечку», мою любимую, стоящую возле дорогущей месйсеновской пастушки. — А вон там был стол, такой огромный.

Я вздрогнула. Там, куда указала малышка, действительно стояло бюро, не такое огромное, конечно, но ведь и девочка была мала. Детям часто кажутся огромными вещи совсем обыкновенные. Тот стол сломали отцовы дружки. После его похорон, я лично выкинула обломки и совсем забыла о безделице.

— А там любила сидеть мама, — показала на подоконник Сонечка. — И папа над ней всегда смеялся. У меня был отец. Фис, что происходит? Что со мной? Я ведь была малышкой, как я могу это все помнить? А вот лица папы не помню. Словно стерто оно.

— Когда тебя забрал Синоптик, сколько лет тебе было? — тихо спросила я. Соня промолчала, уставилась в стену, покрытую обоями пустым взглядом, напугав меня до одури.

— Это давнина стародавняя, — пробормотала девочка, закатила глаза и обрушилась на пол.

Я упала перед ней на колени, не зная что делать. В ушах еща звучали Сонечкины слова. Я давно не слышала эту присказку. Тринадцать лет. С тех пор как умер Трипль. Это была его любимая пословица.

Соня что то забормотала, так и не приходя в себя. С ее губ слетали хаотичные цифры. Я рванулась к комоду, схватила лист бумаги, ручку и принялась записывать повторяемые девочкой цепочки чисел.

— Ты чего? — голос Сонечки вываел меня из транса. — Я на полу что ли уснула? ГлупыйЖопик с ума меня сведет. Представляешь, не может успокоиться, пока я с ним не полежу на ковре. Не напугала тебя?

— Нет, — соврала я, вглядываясь в совершенно нормальные глаза ребенка. Соня ничего не помнила из того, что произошло минуту назад. И меня это пугало.

— Ты же не обидишься, если я ненадолго отлучусь? — спросила я тихо, у малышки занимающейся мурлыкой. — Дня на два.

— Ты снова полезешь в петлю. Тоха будет недоволен. Правильно он тебе тогда ремня дал, — пробурчала Соня.

— Еды тебе хватит. Если я не вернусь, в секретере записная книжка. Найдешь там телефон тети Оли, позвонишь. Скажешь от Трипля. Она тебя прикроет. Деньги везде, где найдешь все твои.