преступники. Наша цель – уничтожить город. Мы отправим его в небытие через сто смен. Если вы увидите нас, немедленно сообщите высшим братьям по общим переговорным устройствам. Обратный отсчет пошел». После этого водные лица рухнули со стены в коллектор и исчезли, втянутые насосами, скрытыми в стене.

Выходит, они решили сделать нас виновными за гибель города. Вместо того, чтобы помочь! Что, ж шансов спасти город у нас и впрямь было не много. А теперь, с этой новой позицией правительства, они становились просто ничтожными.

Тут вода в луже исчезла, передо мной обнажились ступеньки и снизу позвал голос Экатолона.

Внизу нас ждала голубоватая платформа, такая же, как наверху между домами, которая понесла нас вперед. По дороге мы общались. Экатолон в мокрой одежде трясся от холода, но он не обращал на это внимания, или, во всяком случае, делал вид, что не обращает.

«Этот тоннель скорее всего был построен после того как небесные сошли на землю. Видишь, его стены, основа и потолок – земляные». Я с важным видом покивала. А он продолжил: «Мы лазили в захоронения с другой стороны. К ним есть еще несколько ходов. Но они идут из других районов. Там, где раньше жили бедные выдры. Когда наш Отец пришел к власти, он искоренил нищету. Город стал процветать. Нищета ушла. Каждому было предложено хорошая профессия и теплая нора. Но случилось так, что он внезапно умер, так и не назвав преемника. И совет возглавил город. Они запугивают жителей каторгой, чтобы держать город под контролем».

Впереди показалась дверь. Внезапно свет погас. Светилась только платформа, на которой мы стояли. Но она вдруг начала двигаться в обратную сторону. «Скорее, прыгай!» – воскликнул мой спутник. Мы прыгнули туда, где видели дверь. Платформа же, последний источник света, уплыла в другую сторону, погаснув за поворотом.

Снова темнота. Меня это даже не удивляло. За последнее время мне вообще стало казаться, что бродить в темноте – это что-то обыденное. Но паррис рядом был явно напуган. Мы нащупали дверь. Экатолон пытался ее открыть, но все было безуспешным. Не было света, а, значит, дверь, скорее всего, заклинило. Были предприняты попытки добраться до блока открытия дверей и запитать его с рельсов. На ощупь это оказалось крайне сложно. Мы так и не смогли этого сделать.

Разочарованные, сидели мы, прислонившись к двери, как вдруг она сама открылась. Издали донесся рев воды. Они открыли шлюзы! Мы скорее поспешили внутрь. Дверь за нами закрылась. В свете ламп, освещавших помещение, я увидела краешком глаза поток воды, ринувшейся в тоннель, где мы только что были. Значит, этот проход отныне закрыт.

Развернувшись, я увидела, что паррис стоит, застыв в изумлении. Я уже не первый раз видела как он застывает в изумлении. Такая привычка удивляться меня неизменно восхищала. Но когда я посмотрела, куда смотрел Экатолон, я тоже застыла. Перед нами были Усыпальницы. В обе стороны опрятного коридора тянулись пластиковые капсулы с ссохшимися телами. Некоторые тела были подсвечены, в других лампы, словно, уже испортились. Казалось, время уснуло в этом месте, лениво опершись о полки с трупами.

Нам надо было торопиться. Мы сами не знали что ищем. Мы даже не были уверены, что это окажется важным. Но слепая вера заставляла идти вдоль стен, просматривая номера. Сотни и тысячи смешались в голове. Было решено разделиться. Подбегая к каждой капсуле с цифрой 2, я испытывала отчаянную надежду, затем разочарование и продолжала двигаться дальше. Прошло несколько часов. Шансы таяли на глазах. Совет был в курсе, куда мы ушли. Надежда была только на то, что они решат, что мы уже мертвы.

Я шла по коридору, покуда не уперлась в тупик. Результатов не было. Тут я услышала оклик позади себя. Обернувшись, побежала на зов. На встречу мне мчался Экатолон. Мы вместе добежали до его части коридора и где-то по середине остановились. Он отдышался и сказал: «Цифра два-это не номер! Взгляни сюда!». Я подняла глаза и увидела два гроба, один за другим. В них, казалось, лежал один и тот же человек. «Отцы-близнецы!». Вот-так да! Под нижним трупом в стене были зажаты листки. Вдвоем мы с огромным трудом достали, почти выщипали их. Пожелтевшие страницы неаккуратной грудой сложились на пол. От них пахло вековой пылью. Как и в библиотеке, мой нос сразу же потек. Платка под рукой не оказалось, и я неловко попыталась вытереться рукавом. Заметив этот жест, Экатолон без тени брезгливости протянул мне идеально белый немного влажный платок из кармана. Мне было крайне неловко. Но времени оставалось все меньше.

Мы уселись и стали читать страницы. Это был чертеж западной части города. Мой спутник то и дело хмурился. Малая часть материала была мне понятна из предыдущего тома. Но в целом, устройство казалось другим. Я задала этот вопрос Экатолону. Он вскинул на меня глаза и очень серьезно ответил: «Это и впрямь так. Я никогда такого не слыхал. Считалось, что части города были равными по значимости и устройству. Но очевидно, что западная часть города была спроектирована для черни, рабов, со множеством мелких камер-нор».

«Выходит, поэтому восточная половина не была утеряна? С нее при посадке пилотировался весь город».

Выдр кивнул. Затем он начал просматривать дальше. Там были записи на древнем языке. Я попыталась прочесть вслух. Слова как забытый сон вплывали в моей голове. Это были записи сразу после прибытия на землю. В них говорилось следующее: «Я получил приказ от Отца…эвакуировать всех жителей с западной части города. Он говорил, что опасается, что вторая часть может обрушиться. Мы забрали блоки питания с западной части города, чтобы усилить восточный край. Накануне Отец произнес речь в совете, что с экономической точки зрения убрать нищету можно, только если спуститься на землю. Мы сократим расходы на доставку ископаемых, и у нас появятся дополнительные средства на обустройство бедных кварталов. Но теперь я вижу, что цели у Отца были совсем другими. Вторая часть и вправду не выдержала бы столь долгого перелета из-за непрочности конструкции. Но по прибытии все мятежники, которых забрали из городской тюрьмы, и все нищие с западной половины были отправлены под землю, чтобы убрать лишние рты и получить рабочие руки».

Экатолона трясло. Он был весь потный. Я испугалась, не заболел ли он. Но дело было в совсем другом. Он только что лишился всех своих идеалов.

Я не стала ничего говорить, а продолжила чтение. Следующие листы были написаны другим подчерком. Бумаги сильно истерлись и помялись, как