Я постучала в комнату Кольриджа, но мне никто не ответил. Интересно, куда подевался самый нервный и неуравновешенный из романтиков?

На стук выглянул Никита. Я смерила взглядом фигуру охраняемого объекта. Рост метр восемьдесят, косая сажень в плечах, румянец во всю щеку, светлые кудри. Этакий Иван-царевич из русской сказки. Вот только сказка наша что-то очень страшная. И декорации неподходящие…

– Евгения, мне уже сообщили, что вы ходите по всему дому и допрашиваете моих друзей, – холодно произнес Котов. – Можете объяснить, зачем вы это делаете?

Ого! В голосе мальчика зазвучали явно отцовские интонации. Он еще будет отличным главой «Тарасовнефти», если выкинет из головы всю эту романтическую чушь. И если его не убьют, само собой…

– Может быть, поговорим у вас в комнате? – предложила я. Никита оглядел пустой гулкий коридор и пригласил меня войти. Комната молодого человека была вполне уютной, ничего лишнего, никакого показного шика. Антикварной мебели здесь тоже не нашлось места – вполне современная обстановка. Видимо, даже во временном жилье Никита привык устраиваться с комфортом.

– Честно говоря, хотела поговорить с Кириллом, – призналась я. – Не знаете, куда он подевался?

– С Кириллом? – удивился Котов. – А, я и забыл. Мы тут не используем настоящие имена.

Никита с доброжелательным интересом смотрел на меня, а я пыталась угадать, что прячется под этой красивой оболочкой. Между прочим, у юного Котова непростой псевдоним. Уильям Вордсворт – не просто поэт, а глава Озерной школы. То есть именно тот человек, что заварил всю эту кашу. Может быть, это он завел такие порядки? Все эти ненастоящие имена, атмосфера избранности, ночные опасные приключения…

А может быть, этот молодой человек приятной внешности – маньяк, а? Что я о нем знаю? Только то, что известно мне со слов Котова-старшего. Вы верите в то, что родители знают своих взрослых детей? Что в курсе того, чем чада занимаются? Вот то-то и оно…

Может быть, именно Никита – убийца. И сила, которая держит его в Венеции, – это возможность убивать безнаказанно. У нас в Тарасове такого себе позволить нельзя, а в этом туристическом Вавилоне – можно. Под покровом ночи, в атмосфере тайны…

Я потерла виски. Нет, Охотникова, ты явно перегнула палку! Нельзя же так увлекаться. Ты только посмотри на эти ясные глаза, на румяные щеки. Этот холеный юноша – маньяк? Просто избалованный мальчик, запутавшийся в паутине, которую сплел кто-то более умный…

– О чем вы думаете, Женя? – Глаза юноши прямо-таки впились в меня. Казалось, он бы дорого дал, чтобы прочесть мои мысли. Но коварство – не мой конек. Я привыкла действовать и говорить напрямик.

– Думаю о том, какая сила держит вас в Венеции, Никита.

Молодой человек развел руками:

– Все просто. Дома мне скучно. Родной город я ненавижу, но это строго между нами.

– Неужели? А как же «дым отечества»?

– Что, простите? – нахмурил брови Котов.

– Ну как же! Вы в школе разве не учили? «И дым отечества нам сладок и приятен…» Александр Сергеевич Пушкин.

Юноша откинулся на спинку кресла и усмехнулся:

– А, слышал, конечно. Только это смотря что горит…

Я бросила быстрый взгляд на юного Котова. Неужели он умней, чем кажется?

– Я всегда успею вернуться домой и зажить так, как хочет мой папаша, – продолжал наследник «Тарасовнефти».

– Вот тут вы ошибаетесь, Никита. Терпение вашего отца не бесконечно. Конечно, он вас любит, но все же… У меня создалось впечатление, что мой визит сюда – это ваш последний шанс.

– Вы так думаете? – озабоченно наморщил лоб Котов.

– Вам следует определиться, – мягко проговорила я. – Либо вы действительно поэт и ради этого готовы жить в бедности и добиваться признания. Либо это просто игра! А в вашем возрасте играть уже поздновато.

– Отец хочет сделать меня своей копией! – пожаловался наследник.

– А вы посмотрите на ситуацию с другой стороны. Он уже немолод, беспокоится о будущем, ему нужна опора в жизни. Это только с виду он железный. На самом деле уязвим, как любой человек. Вы его знаете лучше меня. Он рассчитывает на вас, а вы тратите время зря. Возвращайтесь, он вас очень любит. Ради вас он даже извинился передо мной. Но это строго между нами!

– Серьезно?! – не поверил мне Никита.

Мой телефон завибрировал в кармане. Я извинилась перед Никитой и вышла в коридор:

– Охотникова.

– Добрый день, Евгения, – произнес вкрадчивый голос Луиджи Падроне. – У меня для вас хорошие новости.

Я затаила дыхание. Неужели Китс жив? Неужели мальчишка был только ранен, в страхе сбежал, потом его подобрал патруль, парня доставили в больницу, и теперь его жизни ничто не угрожает, и теперь я могу не терзаться угрызениями совести, а на моем личном кладбище – такие есть у каждого хирурга, но и у телохранителя случаются – не прибавится новая могила?!

– О здоровье вашего друга мне ничего не известно, – огорчил меня адвокат. – Но и других тяжелых больных сегодня нет. Так, два баклажана свели счеты да одна истеричка искупалась в канале. Вот и все. Спите спокойно. Думаю, завтра наше общее дело решится в вашу пользу, и вы сможете уехать.

– Спасибо, Луиджи, до связи, – от огорчения я не могла говорить и прервала связь. Падроне можно доверять – по крайней мере, ему может доверять тот, кто ему платит. А сейчас законник работает на меня. То, что сказал мне Луиджи, означало вот что. В эту ночь в Венеции есть только три неопознанных трупа. Двое чернокожих устроили разборку со смертельным исходом, и какая-то женщина свела счеты с жизнью. К нашему делу все это не имело отношения.

Вдруг я напряглась. Навстречу мне по длинному коридору палаццо шли две совершенно незнакомые женщины. Обе были молодыми и темнокожими. Я видела их впервые в жизни. Кто это? Что им нужно в Дельфино? Моя рука легла на ножны, в которых покоился подарок Луиджи Падроне.

Из своей комнаты выглянул Байрон.

– О, явились! – оскалил зубы в улыбке молодой человек.

– Кто это?

– А, взамен Кармеллы. Будут убираться и готовить. Алиса наняла их через какое-то агентство. Сказала, что если мы заставим ее варить овсянку, она в одно хмурое утро подсыплет в нее цианид!

Молодые женщины подошли ближе и слегка поклонились. Я как-то не привыкла, что меня приветствуют подобным образом, а Байрон, кажется, был доволен.

– Работайте, девочки. Начните уборку с моей комнаты, – предложил он. – Чаевые гарантирую!

Опустив глаза, одна из трудовых мигранток вошла в комнату и спустя минуту появилась оттуда с мусорной корзиной. Вторая скрылась внутри, Байрон закрыл дверь. Женщина прошла мимо меня по коридору, и в эту секунду мой взгляд упал на содержимое мусорной корзины.

– Стойте! – ахнула я, и женщина, вздрогнув, замерла на месте. Я подошла, запустила руку в корзину и извлекла смятый комок бумаги.