избороздили его щеки и лоб. Теперь он казался старше своих лет. Ничего для него не было, кроме собственного горя. Но тут Кассель встретил человека, к которому у него вдруг возник неподдельный интерес, и после того, как он уже дважды спас его от смерти, просто отмахнуться от Яноша казалось барону чем-то нехорошим и даже подлым, что так претило израненной душе.

– Не стоит мне льстить, Янош, – сказал Кассель. – Хотя, скорее всего, ты и не знал.

– Что, простите?

– Все мои люди погибли, и у меня только два оруженосца и осталось. Но ты не отчаивайся, посмотрим, что можно с тобой придумать! Кстати, а чем ты живешь? Ведь сеньор твой погиб?!

– Парень, вид у тебя такой, как будто ты давно не ел, – сказал Штернберг.

– Вы правы, господин граф, я со вчерашнего утра ничего не ел. Сейчас я живу в гавани. Нанимаюсь к купцам в охрану, грузы перетаскиваю, корабли разгружаю, а где и с рыбаками на лов выхожу.

– Незавидная участь для рыцаря! – прокомментировал Данфельд.

– Вы правы, но что поделаешь!

– Воруешь? – спокойно продолжал Данфельд.

– Что?

– Я спрашиваю, кроме работы носильщиком и охранником, может, еще и воруешь? Так-то проще! Тем более если заниматься этим постоянно…

– Господин барон, вы оскорбляете меня! – Иштван Янош остановился и с вызовом посмотрел Данфельду прямо в лицо.

– Неужели? – усмехнулся барон.

Штернберг явно забавлялся, глядя на эту картину. А Кассель хмуро сказал:

– Довольно, Данфельд! Прекратите.

– Ладно. Я, так же как и Штернберг, просто хотел проверить мальчишку – действительно ли он печется о своей чести или там перед итальяшками был просто фарс.

Янош побледнел и сжал губы.

– Я вам не мальчишка, господин барон! Вы не намного меня старше!

– А, правда, сколько тебе лет, Янош? – спросил Кассель. – Восемнадцать?

– Через месяц исполнится двадцать! – с достоинством ответил венгр.

– А, ну это меняет дело! – усмехнулся Данфельд.

– Ты хотел нам что-то рассказать, – напомнил Кассель. – Мы слушаем тебя.

– Но господин фон Данфельд…

– Барон также внимательно слушает тебя, Иштван, как я и граф. Если твоя история покажется мне интересной, я постараюсь что-нибудь сделать для тебя.

– Благодарю вас.

– Подождите, – сказал Штернберг. – Мы скоро подойдем к моей палатке. Надо перекусить. Правда, Янош? На голодный желудок и мысли не идут.

– Вы правы, господин граф. Буду вам очень признателен.

Когда они пришли к палатке, слуги графа уже приготовили обед, и как обычно, на несколько персон. Штернберг не любил есть в одиночестве, особенно после того, как потерял брата и Лихтендорфа. Сегодня обед состоял из жареной рыбы, пшеничных лепешек, купленного у греческих торговцев меда и красной кислой жидкости, что громко назвалась продавцами «кипрским вином».

– Ну, как видишь, Янош, мы тоже не шикуем, – сказал граф и пригласил всех к столу.

Когда голод был удовлетворен, Иштван Янош начал свой рассказ:

– Мой род очень древний. Со стороны отца далекая прабабка была из рода славного венгерского вождя Булкчу, наводившего ужас на Германию.

– Ну, это ты привираешь, малый! – возмутился граф.

– Вовсе нет! Ведь когда-то давно мои кочевые предки постоянно делали набеги на германские герцогства. А Булкчу осаждал Аугсбург. Предание о знаменитом вожде передается из уст в уста много поколений. А потом ваш король Оттон разгромил его войско на реке Лех.

– Вот видишь, разгромил же! – торжествующе заключил Штернберг.

Янош промолчал, зная вечное немецкое тщеславие, и продолжил:

– Так вот, а прадед пришел в Венгрию из Руси. Он служил дружинником в свите русской принцессы, которая вышла замуж за нашего короля. Род был знатный, но бедный. И с каждым годом все беднел. Моя мать тоже была не из богатой семьи. Отец ее очень любил.

Данфельд грустно улыбнулся и поставил пустую чарку на стол.

– У моих родителей родилось трое сыновей. Старший получил имение, средний стал священником, ну а мне по традиции – конь да кольчуга с мечом… Отца убили у меня на глазах. Мне было тогда тринадцать.

– Что произошло? – спросил Кассель.

– Ссора. Отец поссорился со своим двоюродным братом за бутылкой вина из-за какого-то пустяка. Пошли взаимные оскорбления, обиды. Это происходило в нашем доме. Я услышал крики и брань и вместе с братьями вбежал в комнату отца. Как раз в это время они взялись за мечи… Дядя убил отца. Мечом вспорол ему живот… Мне никогда не забыть истошный крик отца. Он навсегда ворвался в мою голову и засел в ней. Это был просто чудовищный рев боли. Отец плакал, собирал руками вывалившиеся внутренности, которые походили на окровавленных жирных червей. – Янош глядел в одну точку, и казалось, что в это самое мгновение он вновь переносится на много лет назад, в тот злополучный день. Воспоминание причиняло юноше невыносимые страдания. – Он умер у меня на руках в страшных муках. Братья схватили в камине по кочерге и насмерть забили дядю.

– Да, веселенькая история, – прокомментировал Штернберг.

– С этого дня я стал бояться смерти. Нет, не самой смерти – она неотвратима, а того, что предшествует ей – боли, нечеловеческих мук. С деревянным мечом я управлялся довольно легко, но стоило мне взять в руки настоящее оружие и почувствовать его удар о другое железо, как внутри меня все холодело, руки отказывались повиноваться, ноги подкашивались. Да, со стороны это смешно и позорно, но это так. Я боролся со страхом, как только мог, говорил себе высокие слова о рыцарской чести и отваге, но каждый раз предо мной вставало перекошенное болью лицо отца и его вывалившиеся кишки. Но тогда я еще не осознавал, каково жить с такой проблемой.

В шестнадцать лет я влюбился в дочку нашего соседа – юную Агнесс. Я тоже ей нравился. Моя мать всячески старалась содействовать нашим безобидным детским свиданиям и хотела, чтобы мы поженились. Но однажды случилось следующее. Можно мне еще вина?

Кассель взял новый мех с кипрским вином и подал его Яношу. Венгр налил себе, но пить пока не стал.

– Мы с Агнесс гуляли в лесу, говорили о нашей любви, о нашем будущем, слушали пение птиц, собирали цветы и целовались. Мы даже не заметили, как на повороте дороги появилось двое мужчин, явно разбойного вида. Они оскалились, глядя на Агнесс, и, вынув длинные ножи, сказали, чтобы я уходил прочь. Агнесс испугалась и спряталась за моей спиной, а я выхватил меч, который всегда носил с собой.

– Тебя парализовал страх, а они ее изнасиловали? – спросил Данфельд и поморщился от отвращения к Яношу. Штернберг тоже презрительно посмотрел на юношу и уже хотел прогнать труса прочь.

– Разбойники обменялись со мной лишь парой ударов и сразу поняли, что