у сарацин тоже имелись требуше. Они заряжали их бочками с «греческим огнем» и успешно использовали против кораблей крестоносцев, атакующих стены со стороны реки, и против таранов, регулярно ползущих к воротам. Горели осадные машины, горели приводящие их в движение люди.

Смельчаки гарнизона Дамиетты делали вылазки и поджигали тараны и требуше. Гибли сами, но своим подвигом срывали готовящийся штурм. Кроме того, как только армия христиан подходила к городу вплотную, со штурмовыми лестницами и развернутыми знаменами, готовая к приступу, сарацины жгли огонь на башне Муркита, и это был сигнал для Аль-Камиля. Войско султана снималось с лагеря и шло на крестоносцев. Опасаясь нападения с тыла, христиане обычно прекращали едва начавшийся штурм.

Летом в рядах сарацин появился некий эмир Абу Зайнан Аль-Хафиз. Эмиров в армии султана было достаточно, но этот ярко выделялся на фоне остальных. Он не был слишком высок ростом и могуч в плечах, но зато слыл одним из лучших воинов в Египте. Долгое время Аль-Хафиз воевал с христианами то в Испании, то в Сирии и очень многому у них научился. В первую очередь турнирному бою на копьях, который совершенно не был популярен и известен на Востоке. Кроме того, он великолепно владел всеми видами холодного оружия, начиная от кинжала и кончая алебардой. В детстве Аль-Хафиз поклялся в вечной ненависти и борьбе с христианами и всю свою сорокалетнюю жизнь неукоснительно следовал этой клятве. Он был истинным воином пророка, и равных ему надо было еще поискать. Смерть отца и собственная тяжелая болезнь, приковавшая его на несколько месяцев к постели, не позволили Аль-Хафизу зимой присоединиться к армии султана. Но зато теперь, оправившись духовно и физически, эмир прибыл под Дамиетту из далекого Мосула, дабы продолжить выполнение клятвы.

Каждое утро Аль-Хафиз в позолоченных доспехах, украшенных сапфирами и рубинами, в позолоченных шлеме и поножах, выезжая на ничейную территорию между лагерем христиан и мусульман, ждал, когда кто-нибудь примет его вызов. Но ждал он не просто так, спокойно, нет, он выкрикивал выученные во многих походах франкские слова, составлявшие оскорбительные фразы о христианском Боге, Деве Марии, папе римском, да и вообще обо всех христианах. Все это вкупе с заманчивой перспективой завладеть богатыми доспехами, оружием и чистокровным арабским аргамаком заставляло рыцарей с легкостью принимать вызов Аль-Хафиза.

В первые четыре дня пребывания под Дамиеттой Аль-Хафиз в поединках убил пятнадцать человек. Все они были храбрые, алчные до наживы воины из разных уголков Европы. Некоторые участвовали в Крестовых походах уже не один раз, побеждали на турнирах и слыли лучшими рыцарями в армии христиан. Постепенно поединщики набрали своих зрителей. С обеих сторон за схватками стали следить сотни воинов. Каждый из них молил своего бога даровать победу единоверцу.

Не пропускал ни одного боя и Данфельд. Он приходил каждый день к месту поединков и внимательно следил за сражающимися. Упрекнуть ни Аль-Хафиза, ни рыцарей было не в чем. Бились честно. Сначала сшибались на лошадях, а если это не решало исход, продолжали бой пешими. Христиане подметили за четыре дня, что пять раз рыцарям все-таки удавалось выбить из седла сарацинского Ахиллеса. Это свидетельствовало о том, что он все-таки не так крепок в седле, как казалось вначале. Но в пешем бою эмиру не было равных. Аль-Хафиз, чрезвычайно подвижный, быстро уходил из-под любого удара, с легкостью парировал, казалось, безнадежно смертельные выпады и максимум за четверть часа расправлялся с противником.

На пятый день за схватками пришли понаблюдать магистр тамплиеров Пере де Монтегаудо, магистр госпитальеров Гарен де Монтегю и граф Вильгельм Голландский. В первые дни благословить рыцарей против безбожника приходил кардинал Пелагий, но, видя, что все усилия тщетны, а храбрецы погибают один за другим, он, сославшись на нездоровье, более не посещал поединки.

В этот пятый день схваток Генрих фон Штернберг мучительно размышлял – выйти ему против эмира или поостеречься и не лезть на рожон. Кассель, как только мог, отговаривал графа, но того продолжали терзать сомнения. Он уже заслужил себе славу отчаянного и храброго рыцаря среди крестоносцев, и нужно было поддерживать свой статус. Карл фон Лихтендорф не медлил бы ни секунды, думал Штернберг и этим укорял себя. Ганс Рихтер и Иштван Янош, быстро нашедшие общий язык, и всегда сопровождавшие своих сеньоров, лишь посмеивались над тем, как глупо люди расходуют свою жизнь, вступая в изначально проигрышный бой.

Было ясное утро. Абу Зайнан Аль-Хафиз вышел на охоту, как всегда, в блеске своих бесценных доспехов и, улыбаясь в тонкие черные усики, зычно позвал христианских собак выходить на смерть, если еще остались смельчаки. Из ворот лагерных укреплений выскочил рыцарь и, оглянувшись на толпу зрителей, стоявших у частокола, быстро поскакал на эмира. Это был саксонский бедный рыцарь Арндт фон Люхов. Он наклонил копье и покрепче прижал к груди щит. Аль-Хафиз, выкрикнув имя Аллаха, также наклонил копье и бросился на своего врага. Они сшиблись. Арндт фон Люхов удержался в седле, но сломал копье о щит эмира. А копье сарацина, намеченное в голову, только снесло шлем и слегка оцарапало кожу лица. Противники схватились за мечи. Арндт избрал тактику глухой обороны, но это лишь отсрочило его гибель на пару минут. Аль-Хафиз раскроил ему череп одним ударом.

Стон вырвался из рядов христиан. Аль-Хафиз никогда не брал имущество побежденного. Вот и сейчас, легким движением сбросив на песок все еще покачивающийся в седле труп рыцаря, эмир поскакал обратно к позициям мусульман, чтобы взять у слуги новое копье. Вернувшись, он обезглавил рыцаря, надел на копье голову Арндта фон Люхова и, громко рассмеявшись, восславил Аллаха.

Не выдержав этого, на сарацина бросился итальянский рыцарь Спинелло дель Сото. Сбросив голову фон Люхова, эмир поскакал на нового противника. Пронзенный в живот, итальянец вылетел из седла через мгновение после стычки. Он был еще жив и, заливая кровью песок, пытался заткнуть рану плащом, когда не спеша сошедший с коня Аль-Хафиз перерезал ему горло.

– Это возмутительно! – кричали в свите графа голландского. – Почему мы позволяем этому нечестивцу глумиться над телами павших и смеяться над нами? Надо быстро прикончить его из арбалета! И делу конец!

– Правильно! – неслось со всех сторон. – Зовите лучших лучников, пусть они разберутся с ним! А доспехи поделим!

– Молчать! – рявкнул граф Вильгельм. – Неужели вы не понимаете? Здесь затронута честь всего христианского войска. Если мы убьем эмира не в честном бою, то это даст право мусульманам обвинять нас в трусости! А разве воины Христа – трусы?! Стыдитесь, рыцари! Мы убьем его, но убьем со славой, как и подобает крестоносцам!

Магистр