Эссиорх готов был согласиться, что Кареглазовправ и Улита действительно получилась у него неважно. Так себе скульптурка, нафонтан у роддома сойдет, но не больше. Любовь далеко не всегда стимулируетвоображение. Чаще она его тормозит.

Перебрасываясь с Кареглазовым жизнерадостнымимячиками слов, Эссиорх стал заканчивать мальчика с солнцем. Работал он жадно ис желанием, вот только Кареглазов привычно отравлял ему вдохновение, утверждая,что у мальчика от такой тяжести наверняка выпала грыжа.

– Это у твоего покойника с гранатой онавыпала! – рассвирепел под конец Эссиорх.

Кареглазов равнодушно отмахнулся. Своюочередную работу он считал халтурой, а всякая халтура неуязвима для критики. Еезащищает толстая броня авторского равнодушия. Эссиорх хотел извиниться, нонеожиданно ощутил острый укол беспокойства. Беспокойство было самое неопределенноеи расплывчатое. Пытаясь понять, откуда оно исходит, Эссиорх уставился вначалена Кареглазова, а затем на открытую дверь ангара.

«Нервы, что ли, шалят?» – подумал он, однакототчас вспомнил, что это черта чисто человеческая. У хранителей из ПрозрачныхСфер с нервами всегда все в порядке. Они не психопаты и не институтки. Когдаони испытывают беспокойство – это верный признак, что повод для беспокойствадействительно существует.

Источник тревоги находился где-то совсемблизко. Эссиорх осторожно скосил глаза, затем повернул голову. По клювумраморной жар-птицы скользили жирные багровые капли.

Осторожно, ступая по бетонному полу, как потрясине, готовый к чему угодно, Эссиорх двинулся к птице. Не доходя до нее трехшагов, стал обходить ее слева. Чутье подсказывало, что птицы лучше не касаться.

Как хранителю из Прозрачных Сфер ему нетребовалось оружие. Не требовалась даже флейта. В случае необходимости, крылья,висевшие у него на шее, дали бы ему энергию для мгновенного атакующего выброса.Правда, и сам он был уязвим. Его человеческое тело легко могло быть уничтоженопервой же магической атакой.

Тревога то усиливалась, то отступала. Эссиорхучудилось, будто чьи-то громадные, сотканные из жгутов темного тумана пальцынезримо проходят сквозь предметы и нетерпеливо шарят по ангару.

«Кто-то меня ищет», – понял он. Болеетого, ищут его не для общения. И даже не для дуэли. Если бы кто-то хотелвызвать его, он получил бы ритуальный вызов. Свет и мрак соблюдали в данномслучае все правила.

Кареглазов обернулся.

– Ты чего? – спросил он.

– Уйди! – прошептал Эссиорх, ощущая, чтоговорить громче опасно.

Беспокойство стало острее. Рука из темноготумана как будто заподозрила что-то и приблизилась.

– Из собственной мастерской?Перегрелся? – удивился Кареглазов.

Эссиорх не отвечал, всматриваясь в незримое.Ангар затрясся, точно от сильного ветра. Загудели листы обшивки. ПораженныйКареглазов слушал, задрав голову.

Внезапно Эссиорх ощутил, что обнаружен. Болеетого, атака последует немедленно и без подготовки. Его попытаются убратьиздали, не подставляясь. Не слишком благородно, не так ли? Никакого звонамечей. Просто – чик! – и тело байкера восстановлению не подлежит.Могильные червячки, получите ваш мусор! Что же касается бессмертной сущности,она спокойно удаляется в Прозрачные Сферы.

Вот только Эссиорха такой расклад нисколько неустраивал. Плясать под чужую дудку – дело тех, у кого нет своего барабана.

Подчиняясь не столько расчету, сколько озорнойимпровизации, Эссиорх сорвал с шеи цепь с крыльями и надел ее на почти законченныйпамятник безвременно сгинувшему серьезному дяде. Кареглазов с туповатыминтересом переводил взгляд с грохочущей крыши ангара на памятник и обратно.

– У него была цепь. Почти уверен, что была.Только без курятины! – сказал он.

Эссиорх моргнул. Он присутствовал признаменательном событии. Это был первый в истории случай, когда крылья светаназвали «курятиной». Однако хочешь не хочешь приходилось обходиться безаплодисментов. Схватив Кареглазова в охапку, он вместе с ним откатился в уголангара. Откатился очень эффектно. Даже самый придирчивый режиссер не пожелал бывторого дубля. К тому же дубль едва ли был бы возможен, поскольку Кареглазов,откатываясь, два раза ударился носом и один раз лбом.

– Ты больной! – прошипел он. –Отпусти меня сейчас же!

– Тшш! Умоляю, подожди немного! –прошипел Эссиорх.

Они продолжали лежать на полу. Глупейшееположение. Две секунды, три, четыре, шесть... Время растягивалось как дешеваяжвачка, которую купили, чтобы экстренно подклеить отскочившую подметку.Кареглазов, пыхтя, стал вырываться. Эссиорх еще удерживал его, но не слишкомрешительно. Он уже не был уверен, что сейчас что-то произойдет.

Кареглазов успел встать на одно колено, каквдруг широкий черный луч пронизал ангар ближе к центру. И сразу после этого –хлопок. Неведомая сила подхватила здоровяка-скульптора и впечатала плечом встену ангара. Будь она бетонной, без перелома бы не обошлось. Теперь же листжелеза прогнулся, и Кареглазов, живой и невредимый, лишь гневно замычал.Эссиорх продолжал лежать на спине и смотреть в потолок взглядом патентованногомечтателя.

– Я тебе говорил!.. Однако ты не внял голосурассудка! А все почему: не доверяя чужому опыту, мы спешим совершить все ошибкисами! Именно поэтому человечество вот уже столько столетий бодает лбом закрытуюдверь, не догадываясь даже, что можно повернуть ручку! – нравоучительнопроизнес с пола Эссиорх.

Он всегда принимался морализировать, едва унего появлялась возможность.

Кареглазов буркнул что-то невнятное. Он тупосмотрел на памятник серьезному дяде. Мраморный дядя был разрублен единственнымударом от головы до бедра. На глазах у Кареглазова обе половины разъединились ираскололись. Эссиорх поспешно подбежал и, схватив крылья, стиснул их в ладони.Они уцелели. Пострадала только цепочка.

– Три дня работы и отличный кусокмрамора! – задумчиво произнес скульптор. О том, как много потеряло мировоеискусство, он великодушно не упомянул.

Эссиорх хотел пообещать, что вдвоем онисделают всю работу за день, как вдруг что-то заставило его обернуться. Враспахнутых дверях ангара возникли темные фигуры...

* * *

Багров закончил выкладывать из сумки продукты.Он только что вернулся с очередной вылазки в супермаркет. Последними на столбыли выставлены две банки с консервированными ананасами.

– Опять не платил? – спросила Ирка,которой хотелось к чему-нибудь придраться.

– Я пытался заплатить, но с меня ничего невзяли, – мягко сказал Багров.

– Почему не взяли?

– Случайность. У нас с кассиршей возник спор.Я спросил у нее, боится ли она мертвецов. Она сказала, что ничего не боится.