Оба направились к выходу с перрона. Носильщик нес следомкоричневый кожаный чемодан, а вот саквояж, хотя и довольно объемистый,итальянец ему не отдал, так и не выпускал из рук. Возможно, это тоже имелоскрытый смысл, Джузеппе никак не походил на человека, у которого недостаетденег на услуги носильщика, чемодан-то он поручил услужающему…

Сабинин в отдалении следовал за ними. Он уже изучил манеруЛошадиной Рожи украдкой оглядываться с целью выявления возможного наблюдения, ивсе обошлось благополучно. На привокзальной площади оба уселись на поджидавшегоих извозчика, но Сабинин это предвидел и поступил точно так же, у него был свойэкипаж…

По дороге белобрысый ни разу не оглянулся – очевидно, ужеуверился в полном отсутствии слежки. Что ж, самонадеянность многих губила наэтом свете и – есть печальное подозрение – немало еще погубит…

Следом за этой загадочной парочкой он приехал в западнуючасть города, где те, за кем он следил, остановили экипаж у пансионата сромантическим названием «Идиллия», но не отпустили извозчика, а посему Сабининнастроился на ожидание.

Минут через десять оба вышли, уже без чемодана и саквояжа,вновь уселись в экипаж. На сей раз Сабинин следовал за ними до «Савоя», гдеДжузеппе скрылся в вестибюле, а белобрысый преспокойно уехал, видимо, сочтясвою миссию проводника выполненной.

Сабинин ждал минут пять – и наконец решил, что настало времядействовать. Взяв с сиденья заранее припасенный букет из пышных белых астр, онвлетел в вестибюль прямо-таки d’un pas gumnastique,[28] чтотвой венсенский стрелок,[29] не обращая внимания на портье икоридорных, взбежал по лестнице, громко постучал в дверь тридцать второгономера и, не дожидаясь ответа, нажал вниз дверную ручку, начищенную до жаркогоблеска, затейливую, массивную…

Пробежав через крохотную прихожую, ворвался в гостинуюсловно заправский герой мелодрамы. Надя, судя по всему, едва успела встать настук из-за стола, так и стояла, держа руку в раскрытой сумочке. Что касаетсяитальянского гостя, он преспокойно сидел за столом, на каковом наблюдаласьбутылка мозельского, два бокала и какие-то засахаренные фрукты на тарелке. Всеэто никак не походило на декорации любовного свидания еще и оттого, что тут жележали несколько листов бумаги, на коих были торопливо начертаны карандашомзагадочные схемы, похожие скорее на военные планы предстоящей операции, уж вэтом-то глаз у Сабинина был наметан…

Однако этих самых планов ему никак не полагалось замечать.По диспозиции, ему надлежало остановиться на пороге гостиной и оторопелозамереть, неуклюже опустив букет.

Что он и проделал, молясь в душе, чтобы она приняла игру зачистую монету. Уставился на жгучего брюнета в белом костюме удивленно инеприязненно, торчал так столбом, пока его не вывел из оцепенения удивленныйголос Нади:

– Коля, как такое вторжение понимать?

Опустив руку с букетом, он пробормотал:

– Просто хотелось тебя увидеть…

– Милый, я же говорила, что весь день будузанята… – сказала она, пытаясь скрыть неудовольствие.

Сабинин через ее плечо уставился на итальянца.

– Да, я вижу…

У него осталось впечатление, что означенный Джузеппе – иликак его там – не притворяется и в самом деле не понимает ни слова по-русски.Чересчур уж великим актером надо быть, чтобы сыграть столь неподдельнуюотстраненность от чужой беседы. Итальянец взирал на него в полном недоумении,тщетно пытаясь понять смысл разговора.

– Коля… – досадливо поморщилась она. – Ну чтоты, как мальчишка, право… Это совсем не то, о чем ты думаешь.

– А откуда ты знаешь, что я думаю?

– Господи, да это у тебя на лице аршинными буквамивыведено – ревнивец из французского водевиля… Не выдумывай всякие глупости,ладно? Хорошо еще, что он по-русски – ни бельмеса.

– Кто это?

– Вот это тебе вовсе не обязательно знать.

– Да, я понимаю…

– Коля! – произнесла Надя грозным шепотом.Придвинувшись вплотную, вытеснила его в прихожую, притянула, зашептала на ухо:– Милый, ну, постарайся вести себя, как взрослый, разумный человек… У меня делаздесь. Мои дела. Не имеющие ничего общего со… всем, что произошло. Способен тырассуждать здраво? Этот человек… он тоже из наших. Ребенок ты, что ли?

Сабинин отстранил ее, заглянул в глаза. Обиженным тономпротянул:

– А я-то думал…

– Бог ты мой, а говорил, что не влюблен… – Надяулыбнулась торжествующей улыбкой лесной нимфы и тут же стала серьезной. –Милый, ну как тебе объяснить? У меня с ним вполне серьезные д ел а, а нелегкомысленное интимное рандеву. Понятно тебе? Встретимся завтра, как я иговорила, во второй половине дня, а до этого срока я, если разобраться, исебе-то не принадлежу. Дело есть дело… – Быстро поцеловала в щеку иумоляющим тоном попросила: – Коля, иди, пожалуйста, знал бы ты, сколь серьезнынаши с ним дела и насколько далеки от флирта… Я тебя умоляю!

– Ну, хорошо, – сказал он, понурившись, лицом ивсей фигурой выражая подавленность и тоску. – Постараюсь тебе поверить…Всего наилучшего и успехов в делах. Я буду ждать…

Словно опомнившись, неловко сунул ей букет и, необорачиваясь, решительно двинулся к выходу деревянным шагом марионетки.Оказавшись в коридоре, по инерции еще какое-то время брел, шаркая ногами иповесив голову. Потом, чудесным образом воспрянув и стряхнув всякую понурость,широко улыбнулся. Бодрым шагом направился к лестнице, напевая под нос лихуюкирасирскую песенку:

Спуни, спуни, молдаване,

Унди друма ля Фокшани…

Песенка была не его бывшего полка, но это не имело сейчасособого значения, коли он пребывал в прекрасном расположении духа. Все ходыпротивостоящей стороны оказались настолько им предугаданы, что даже жуть бралаот такого везения…

В пролетке, неподалеку от отеля «Савой», он ожидал не менеетрех четвертей часа. Наконец на ступеньках показался синьор Джузеппе, и в самомделе выглядевший вовсе не так, как следовало бы бравому кавалеру послеинтимного рандеву, – скорее уж итальянец был озабоченным, собранным,напомнил Сабинину вкрадчивой деловитой походкой хищного зверя на охоте…

– Тронули помаленьку, – прикоснулся он к плечувозницы в смокинге, видя, что итальянец садится на извозчика.

Вскоре они прибыли к пансионату «Идиллия». Выждав паруминут, Сабинин, выделывая кунштюки тросточкой, вошел в крохотный чистенькийвестибюль, огляделся. Из невысокой двери справа выглянула пожилая консьержка.

– В каком номере остановился мой друг, мадам? –весело спросил Сабинин по-немецки. – Итальянский господин, он только чтовошел, мы разминулись, я крикнул вслед, но он не расслышал…