– Похоже, они голодны! – засмеялся какой-то мужчина. – Вот тебе, ведьма!

Яблоко ударило Мэри по лицу и разломилось, коричневое и склизкое.

– Прошу вас! – разрыдалась она. – Мы ничего плохого не сделали!

Но никто не мог услышать ее и не хотел слушать, и женщины подняли руки, пытаясь защититься от летевших в них комьев грязи, соломы и объедков.

Анна держала меня крепко, но через боль, за этой грудой тел, я кое-что увидела. Толпа была так разгорячена, так напирала на площадь, что за ней образовалось свободное пространство. Выход. Я разглядела путь так ясно, будто он манил меня в солнечном свете.

– Анна, я вижу. – Я засмеялась и притянула ее к себе. – Ты должна идти, и быстро!

– О чем ты, Иви? Идти куда?

Я обхватила ладонями ее разрисованное лицо.

– Приведи лошадей. Приведи Питера. Весь город здесь. Но улицы пусты. Ты можешь обойти кругом, вернуться к Торговцу.

Она посмотрела, куда я показывала, – на улицу, которая вела к тюрьме. Несколько человек еще спешили к площади, но улочка больше не была задушена этой орущей бескрайней толпой.

– Питер? Но… разве он пойдет?

Я повернулась к помосту, по которому шагал Высокий, крича: «Свяжите их!»

И я видела, как женщин, дрожащих, покрытых синяками, плачущих, развернули лицом к толпе. Видела, как солдаты подходили к ним сзади, хватали их руки и крепко связывали. И там, рядом со старой Джесси, стояла Дилл, все еще державшая Боба за руку. Мальчик махал толпе, но подошел солдат и грубо отдернул их друг от друга. Я видела, как Дилл поморщилась, когда ее запястья стянули веревкой. Я чувствовала ее боль.

– Он придет.

Я смотрела, как Боб глядит на свои связанные руки. Он больше не мог ни помахать людям, ни поднять повыше руку подруги, и потому его улыбка погасла, и слезы заблестели в его глазах.

– Питер – хороший человек.

Я смотрела, с какой жадностью толпа тянется к виселице.

– Здесь таких больше нет, Анна.

Я смотрела, как Высокий кланяется лорду Уитакеру.

– Милорд, мы желаем вызвать первого свидетеля!

И я притянула лицо Анны к себе.

– Возвращайтесь на площадь верхом. Когда я услышу вас, я пойму, что пора вызволять Дилл.

– Но… как, Иви? Как ты ее вызволишь?

Я погладила ее по щеке, чувствуя под пальцами слой краски – творение Фэй. Как далеко мы уплыли от ее земли игр и света.

– Милая моя, – прошипела плохая ведьма. – Я устрою им зрелище, которого они никогда не видели. И больше не увидят.

Я обняла подругу, вдохнула запах ее волос.

– Теперь ты должна сделать то же самое, моя хорошая ведьма. Приведи к ним твою сестру, Джейн. Приведи магию, которую я вижу в тебе!

Безумие пенилось вокруг нас, но мы держались вместе, остров посреди бешеных волн. Анна улыбнулась, и ее глаза вспыхнули зеленым пламенем.

– Я сделаю это, Иви. Я сделаю это ради Джейн.

Ее холодные руки сжали мои.

– И ради Дилл. И ради тебя.

Она быстро поцеловала меня в щеку, а потом повернулась и стала протискиваться через толпу. Ее шаль развевалась, когда она кружила между людей, ускользая из виду.

– Вернись ко мне настоящей ведьмой, Зеленоглазая Анна, – прошептала я. – Ведь я знаю, что это в тебе есть, как и в твоей сестре. Как и в моей.

Мы все были сестрами. Мы держались за руки. Я видела это так же ясно, как солнце, которое осветило это мрачное место, и слова матери коснулись меня, как когти совы.

Ради моей крови, твоей крови, крови твоей сестры.

Я хотела покинуть свою семью, ибо думала, что я не такая, как мать и Дилл. Но в тот день разгорелся огонь, который теперь люто пылал во мне. Я взяла золу для связи. Я совершила кровавый ритуал с вороном. Я нашла свой дар. И это было хорошо. Теперь я должна завершить начатое и стать настоящей ведьмой, как моя мать, как моя сестра.

С радостью, с этим знанием в сердце я повернулась и увидела, что двери открылись. И там, среди свидетелей, которые шли к помосту, к Дилл, ко мне, я увидела старую сгорбленную женщину.

Это была Грей.

Мать однажды сказала мне, что при виде змеи нужно замереть и не шевелиться.

Вот я и не шевелилась, глядя, как ковыляет, притворяясь кривой горбуньей, Грей. Я не дышала, когда она, опираясь на клюку, поднялась на помост. Только внутри у меня все скрутило, когда она под ликование толпы поклонилась суду.

Она предала мою мать, свою родную сестру.

Отдала Дилл Высокому.

Она охотилась на своих.

Она была виновна, и за это я вынесу ей приговор.

И все же истина точила меня изнутри, как червь – яблоко. Я ведь была рада избавиться от Дилл, оставить ее с этой женщиной. Горька была моя вина, как косточки в сгнившей сердцевине плода.

Грей обманула меня, окутав заботой, как сейчас приняла ложный облик. Она поступила так, чтобы спасти свою шкуру. Но меня терзало кое-что еще. Почему той ночью в ковене она позволила мне уйти? Почему она отдала Высокому только Дилл, но не меня?

– Глядите! Это же наш Том! – крикнул кто-то.

Среди свидетелей встал бородач с объемистым брюхом.

Меня пробрал озноб. Я знала его. Я видела его в своем сне, где он, пьяный, шатаясь, бродил у костра в ковене. Там были и остальные: Высокий, Грей, Мэйбл, Талли. Я поспешила тогда забыть тот сон, как и горячечное чувство вины за то, что бросила Дилл. И вот теперь этот человек возник передо мной во плоти.

Я схватила за руку мужчину, стоявшего впереди.

– Кто это там?

– А что, пить захотелось, ведьма? – рассмеялся его приятель.

– Это ж наш Том Барроу. – От мужчины несло пивом. – Хозяин «Рыжего льва».

Они отвернулись, когда на помост поднялись две женщины, и холод у меня в животе превратился в лед.

Ведьмы из ковена. Мэйбл, с ее красивыми кудрями. Старая Талли, со шрамом на щеке – там, где Дилл саданула ее камнем. Подумать только, а я ведь разозлилась на сестру за это.

– Добрые люди, я прошу тишины! – вскинул ладони Высокий. – Выслушаем показания наших свидетелей.

И толпа, как покорное животное, притихла.

– Ты!

Высокий развернулся на месте так резко, что каблуки его скрипнули о настил, и Мэйбл вздрогнула. Толпа захихикала. Как же ловко она строила из себя робкую девицу.