— Даша, — начал тихо и спокойно. — Тебе сейчас ничего не грозит, но было бы гораздо лучше, если бы ты уехала на несколько дней, не больше недели, к кому-нибудь из своих родственников. Они у тебя есть? Женщина кивнула, глядя в одну точку на полу.

— Прямо сейчас, не задерживаясь, а я тебя могу к остановке автобуса доставить, хочешь?

Она отрицательно покачала головой.

— Никуда я не поеду. От них не спрячешься.

— Ну, пойдем тогда к Евдокии.

— Нет, не хочу. У меня свой дом есть… А ты уезжаешь?

— Не сейчас, но… скоро. Дела, Дашенька.

— Что ж, прощай, значит, милый, не поминай лихом… — Наконец-то одна живая интонация мелькнула в речи. — Я тебе зла не желала.

— Так и я тоже тебе не желаю, наоборот, помочь хочу.

— Уже помог, — сказала она, тяжело поднимаясь. — С ним-то чего станете делать?

— Зароем за прогоном. Или в протоке утопим — с камнем на шее. А то отправим в Астрахань, там ему найдется подходящее место в тюремной камере. Но если тебя кто-то начнет спрашивать о нем, будет лучше, если ты скажешь, что ничего не знаешь, поняла? А только слышала, как он напал на твоего постояльца, после чего уже не видела ничего. Ночь была, темно, и, куда они оба делись, тебе неизвестно. Понятно?

Она посмотрела на него, неопределенно как-то качнула головой и вышла в сад. Там села на лавочке, возле умывальника, и словно задумалась.

— Даша, — позвал Владимир, — я тебе денег оставлю. Сколько я должен? Но она лишь отмахнулась слабым движением руки.

Вот и погулял, и «проник во вражеский стан…».

— Славка, привет! Ты уже проснулся или я разбудил? Тогда извинись за меня перед дамой.

— Привет, Саня, я давно не сплю, у нас тут такие события разворачиваются!

— Что, началось по новой?

— Да вроде того, сейчас буду подмогу из Астрахани вызывать. Погоди чуток, я машину загоню во двор, и поговорим…

— Так ты из машины, что ли, отвечаешь? — удивился Турецкий. — Ладно, освободишься и позвони сам. Есть у меня одна мыслишка, но касается она совсем другой темы…

— Не отключайся, минутное дело… Так, слушаю, какие у тебя новости? — спросил, помогая Дусе закрывать ворота и прижимая трубку плечом к уху.

— Ты ж просто так звонить не станешь?

— Вчера в МУРе и ОВД побывал по твоему делу…

И Турецкий, не стараясь вдаваться в детали, не имеющие значения, пересказал Грязнову то, что считал необходимым в расследовании. Упомянул и об отъезде семьи покойного на Кавказ, в родное село на похороны. Услышав и об отъезде Рахима, Вячеслав Иванович немного расстроился. Ему сразу не понравилась ситуация с нападением на Климушина, и появилось желание прямо сегодня же, не откладывая дела в долгий ящик, переговорить об этом с младшим Дадаевым. Должен ведь был он понять, куда заворачивает дело, превращаясь уже в обыкновенную уголовщину! Но выходит, поскольку его нет дома, значит, и ночные события могли быть инициированы уже Ахметом и его помощниками. А такая инициатива будет весьма чревата в первую очередь для самого Рахима. Он — глава, ему и отвечать за преступные действия своих людей. Да, это действительно нехорошо, потому что договариваться, и вообще встречаться с Ахметом Хасмагомедовым у Грязнова никакой охоты не было. А с другой стороны, дальнейшее попустительство окончательно развязало бы руки этим бандитам…

Заканчивая разговор с Турецким, Вячеслав Иванович выдал для Макса ночную информацию относительно братьев Хасмагомедовых — Ахмета и Саида. Требовалась срочная проверка этих деятелей по всем имеющимся в наличии базам данных. И пообещал минут через десять-пятнадцать отправить фотографию младшего брата на имейл «Глории».

— А что, кстати, за мыслишка-то? — вспомнил Грязнов фразу, брошенную Турецким.

— Да это конкретно тебя касается. Я по поводу квартиры твоей. Тут Филя, заботливый человек, нашел хорошую бригаду, готовую сделать у тебя на Енисейской качественный евроремонт. И относительно недорого. Я чего подумал? Позвоню-ка Снегиреву и спрошу, когда смогут туда, на квартиру, подъехать строители, чтобы определить фронт работ, а главное, сроки исполнения? Это, мол, все — деньги, и немалые! Да и сама акция немножко подтолкнет под зад твоего любимого генерала, который, по моему разумению, на тебя просто положил, в самом непосредственном смысле. И даже не чешется. Что скажешь? Надо же когда-то наводить порядок… в танковых войсках?

— Да мне неудобно как-то…

— Это тебе неудобно, и правильно, ты у нас — хлебосольный хозяин. А мне очень даже удобно и, думаю, вполне своевременно напомнить ему, что директор всеми глубоко уважаемого частного охранного агентства не должен жить в своем рабочем кабинете, держа вещи в кладовке. Ненавязчиво так напомню, я умею, Славка. Могу еще добавить и о возможной супруге. Если у тебя нет серьезных возражений… — осторожно, не педалируя слово «супруга», добавил Турецкий.

— Ладно, поступай как знаешь, — после короткой, но многозначительной паузы, ответил Грязнов, — только меня не впутывай, пожалуйста, не хочу портить отношения. Может однажды пригодиться.

— Ты не прав, Славка, это ты ему можешь пригодиться, а он — на пенсии — решительно никому больше не понадобится. Я чуть-чуть напомню ему об этих обстоятельствах, он должен понять… И последнее. Ну и как там наша с тобой любовь и нежность?

— Это ты про кого?

— Да про Дусеньку твою, разумеется. Жива-здорова? Не обижаешь? Вниманием не обходишь, старый ловелас?

— Не могу обходить, не получается, — рассмеялся Грязнов, глядя на женщину веселыми глазами. — Ладно, Саня, горячий привет, письмом — подробности. Я, между прочим, думал над этими твоими словами… Может, ты и прав, не знаю. Но здесь сейчас, я уже носом чую, добром дело не кончится. Ну, давай, до связи…

— Я ж просила и от меня привет… — словно бы обиделась Дуся.

— А он понял, — усмехнулся Вячеслав Иванович. — О тебе же говорили.

— Сплетничали?

— Ты ведь сама слышала, не обхожу вниманием… Ну-ка, помоги мне этого деятеля в сарай перетащить. Закроем его там, пусть отдохнет…

Во двор торопливо вошел Климушин. На вопросительные взгляды Грязнова и Евдокии лишь сердито отмахнулся.

— Эту тумбу с места не сдвинешь… Полный… — Он снова махнул рукой, чтобы не выругаться.

— Напрасно вы так, Володя, — укорила его Дуся. — Она сейчас просто ничего не может воспринимать. Но я ей говорила, и она отвечала вполне разумно. Может, подобрее бы надо было? Женщина ведь…

Грязнова такая забота даже тронула, потому что в памяти всплыли довольно резкие оценки этой Дарьи, высказанные вчера Евдокией. Даже Зина говорила о ней мягче. И вот такая метаморфоза. Ох, женщины! — так и хотелось вздохнуть, что называется, от всей глубины души.

— Давайте этого… — Климушина уже не занимала мысль о Дарье. Не хочет — не надо. Более того, он даже почувствовал какое-то неясное облегчение оттого, что не нужно больше заботиться о дальнейшей судьбе этой бабы. Ну, было, так что теперь, вечно крест нести? Она сама напросилась, сама того хотела, так что ж теперь, жениться на ней, что ли? Куры засмеют! Глупость… И вообще, все эти станичные приключения тем и хороши бывают, что занимают короткое время и не оставляют потом о себе долгих воспоминаний. Было — и было… прошло…