Нет, были, конечно, дядя Слава с тетей Ирой, мамин брат с женой, и сестра двоюродная Лена. Но как-то так вышло, что по-настоящему близки они не были. Тетя Ира звонила ей раз в неделю, но было это без души, словно по графику, для галочки. И хотя тетя с дядей всегда говорили Маше, чтобы сразу обращалась, если что случится или помощь нужна, все равно они были чужими.

Маша еще раз вздохнула и вернулась к Митиным письмам.

«Верочка, милая, это, наверное, глупо после стольких лет, но все же я хочу, чтобы ты знала: что бы ни случилось со мной в дальнейшей жизни, ты самый близкий и дорогой для меня человек. И если в твоей жизни что-то изменится или пойдет не так, я по первому твоему слову брошу все. Ты понимаешь? Абсолютно все. Я хочу, чтобы знала об этом. Всегда твой Митя. Сентябрь 1969 года».

Ничего себе заявочки. Бедная эта Надя, вот так выйдешь замуж за человека, думаешь, он тебя любит, будет с тобой до гробовой доски, а он только и ждет свистка от другой. Ужас. Ладно еще, если она об этом не догадывалась.

Что ни говори, а Митя этот был тот еще фрукт. Не дай бог с таким связаться. Это как раз по поводу того, стоит ли головой в омут. Может, Маша и права, что так много рассуждает.

Дальше в переписке шел трехлетний перерыв, очевидно, Митя наслаждался семейным счастьем. А потом потянулись новые письма, полные намеков, сожалений и воспоминаний. В пятом письме вновь всплыли сокровища.

«Верочка, я знаю, ты будешь меня ругать, но я все чаще возвращаюсь к своим давним исследованиям и прихожу к выводу, что неправильно прочел указания Айвазовского. Я слишком прямолинейно воспринял знаки и шифр. Вот в чем дело.

Нет-нет, ты только не подумай, что я вновь собираюсь пуститься на поиски. На этот раз мое исследование носит исключительно кабинетный характер. Надежда все время подталкивает меня к работе над докторской, что-то говорит о престиже, возрасте, надбавках, а мне все равно. У меня нет темы, которая могла бы захватить, увлечь, но ее постоянное брюзжание неожиданным образом вернуло меня к старой страсти. Теперь в доме тишина, жена простодушно считает, что я взялся за ум, а я лишь предаюсь старому пороку.

Не ругай меня, Верочка. Но семейная жизнь моя вышла не совсем такой, как я надеялся. Надя — прекрасная женщина, хозяйственная, заботливая, и мальчик наш Миша — отличный парень. Живой, энергичный. Сейчас пошел в третий класс, спортсмен. Все у нас хорошо. Но, знаешь, дело, очевидно, в чем-то глубоко внутреннем, тонком. Уверен, что ты снова будешь на меня сердиться и даже, наверное, перестанешь разговаривать. Но все дело в том, что она не ты».

Нет, это поразительно. И как только бабушка его терпела! Это же провокатор какой-то! Кто, спрашивается, ему мешал жениться на ней в том далеком 1956-м, как и обещал? Болтун и нытик! Интересно, как бы мы все сейчас жили, если бы бабушка вышла замуж за этого паразита? Какими бы были? Впрочем, нас бы тогда совсем не было.

В следующих письмах были поздравления, жалобы, рассказы о книгах, поездках, семейных праздниках.

А вот снова интересно.

«Верочка! Какой я был дурак! Столько лет я скитался по Европе бездомным бродягой, нищенствовал в Венеции, страдал от разлуки с родиной. До этого облазил все феодосийское побережье. А клад лежал все это время, можно сказать, у меня под носом! Это ли не ирония судьбы? Вся жизнь пошла наперекосяк из-за моей слепоты и легкомыслия. Теперь я знаю, где они спрятаны. Абсолютно точно и достоверно. Но я не сделаю ни шагу, чтобы овладеть ими. Я перегорел. Задачка решена. Ответ найден. Остальное не важно. Итог жизни — опустошенность, одиночество, разочарование. Прощай, Верочка. Прощай, моя несбывшаяся мечта, моя любовь. С этой минуты я начинаю новую жизнь — как у всех. Буду приспосабливаться, копить на цветной телевизор, играть с Михаилом в футбол. Да-да, не смейся. В футбол!

На этом прощай, моя дорогая, драгоценная Верочка! Я начинаю новую обывательскую жизнь и прошу пожелать мне удачи.

Навеки твой Митя».

Боже, сколько пафоса. Он в футбол будет играть, надо же, какая жертва. После всех писем бабушкин приятель был Маше откровенно несимпатичен. Почему-то она была уверена, что и бабушка к концу жизни должна была в нем разочароваться.

Но вот что интересно, так это упоминание о его скитаниях по Европе и о нищенстве в Венеции. Он что, каким-то образом сбежал из Союза? Поэтому его не было девять лет? Он добрался до Венеции, жил там какое-то время, а потом вернулся назад в 1965-м? Это, конечно, объясняет, почему от него не было ни слуху ни духу. Но как это ему удалось? На редкость скользкий тип.

Маша сложила письма в бабушкин ящик и отправилась смотреть телевизор, как раз показывали «Хроники Риддика». Мускулистый бесстрашный Риддик Маше нравился. Она вообще любила подобные экшены, они наполняли ее энергией, возвращали воспоминания о бурной юности. Да, юность у Маши была бурной, хотя никто из ее нынешних знакомых ни о чем таком ни за что бы не догадался. Очень кстати отвлечься от мыслей о малахольном неудачнике Мите, который, надо признаться, отчего-то ее сильно задел.

Феодосия, апрель 1957 года

«Верочка, любимая! Это письмо тебе передаст надежный человек. Как только прочтешь его, тут же сожги.

Сокровищ в Феодосии нет. Теперь я абсолютно в этом уверен. Они спрятаны на вилле Тальони в Венеции. Не знаю, сохранилась она до сих пор или нет. Надеюсь на лучшее. Весь год я вкалывал как проклятый. Накопленных денег хватит, чтобы заплатить надежным людям, которые переправят меня в Турцию. Знаю, это рискованно, но другого выхода нет. В Стамбуле попробую устроиться чернорабочим на итальянский корабль и добраться до Венеции. Ты скажешь, что это безумная авантюра? Так и есть. Но остановиться не могу. Жди от меня известий. Если все разрешится наилучшим образом, мы навсегда покинем эту страну. Я заберу тебя. Объясни все моим. Писать им не могу.

Уже торопят. Люблю. Жду встречи. Митя».

— Написал, что ли? Давай, — грубо поторопил Митю угрюмый Петро.

— Да. Вот, пожалуйста, — заклеивая конверт, бормотал Митя. — Вы точно его передадите? В самые руки?

— Не дрейфь. На следующей неделе Матвей в Ленинград едет к куму, он и передаст. Ты в лодку садись. Или передумал? — презрительно сощурился Петро, заходя по колено в воду.

— Нет-нет, что вы, — стараясь говорить решительнее, поспешил за ним Митя.

— Мешок свой под лавку кидай и залезай швыдше. Нечего тут рассусоливать, время идет.

Лодка оттолкнулась от берега и с тихими всплесками весел пошла в открытое море.

— А нас не поймают? — Нервно сглотнув, Митя смотрел в непроницаемую темноту, окружившую их со всех сторон, словно они нырнули в пузырек с чернилами.

— Может, и поймают, кто его знает, — буркнул в ответ чернобородый быстроглазый рыбак. — До сих пор не ловили. — Теперь, когда берег был далеко, они шли под парусом, стремительно скользя в безмолвии. — Вот и поглядим, какое твое счастье.