Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Владик Зубков печально вздохнул.
– До недавнего времени я тоже так думал. А месяц назад пришли ко мне двое из органов и сказали, чтобы я им все негативы отдал за последние два года. Искали они кого-то на групповых снимках.
– А ты что?
– А я сказал, что негативы мы уничтожили, потому что держать их просто негде. Если бы мы хранили все, то у нас бы целая гора набралась. После этого они меня сюда заперли и сказали, чтобы я крепко подумал, прежде чем врагов народа укрывать.
– И что же ты надумал? – спросил Коваль, все более удивляясь.
– Да пока ничего.
– Ты не переживай, отпустят тебя скоро. Отдай им все, что у тебя имеется, они и отцепятся.
– Ты думаешь? – Зубков с надеждой посмотрел на друга.
– Уверен. Дня через два-три, максимум через неделю ты отсюда выйдешь. Будешь нашу встречу вспоминать как кошмарный сон.
– Скажешь тоже. – Владислав широко заулыбался. – За встречу с тобой я бы многое отдал, вот только жаль, что она в тюрьме произошла.
– Надеюсь повидаться и на воле, – сказал Игнат, внимательно посмотрел на старинного друга и не заметил ничего настораживающего.
Встреча со старинным приятелем была неожиданной. Такое бывает только в тюрьме, где случайность соседствует с закономерностью.
«А если Владик – подсадная утка? Вдруг оперативники НКВД решили вовлечь его в какую-то свою темную комбинацию? – От этой мысли, нежданно пришедшей ему в голову, Коваля бросило в жар. – Возможно, что Владик не так прост, каким видится со стороны. В последние годы мы не встречались. У этого парня сложилась какая-то своя биография, о которой я ничего не ведаю. Оперативники – народ дотошный. Они не могли не знать, что когда-то мы крепко корешились».
– Это каким же образом ты на воле окажешься? – спросил Зубков и недоуменно пожал плечами.
Коваль понял, что придется рискнуть. Другого шанса может не представиться.
– Сделай для меня вот что. Пусть эти двое из органов отыщут на твоих снимках или негативах какого-нибудь фраера, который якобы видел меня во время ограбления на Мещанской. Там сторожа убили. Пусть соврет что-нибудь фараонам. Это уже без разницы. Главное, чтобы он сумел меня опознать. Пусть скажет, что сторожа магазина я грохнул!
– А это и правда ты? – глухо спросил Влад.
– Не напрягайся. В том-то и дело, что нет, – ответил Коваль. – Это было за три дня до ограбления, за которое меня закрыли. В то время меня в Москве вообще не было, здесь у меня стопроцентное алиби. Я был во Владимире, мотался по кабакам, оставил за собой кое-какой след. Это могут подтвердить два десятка людей. Но следаки об этом не знают.
– А дальше что?
– Пусть фраер опишет мою внешность, узнает по фотографии. Я ему хорошо отбашляю, в обиде он не останется. Как только они поверят, то повезут меня отсюда для проведения какого-нибудь своего следственного эксперимента, а в дороге я сделаю ноги. Что ты скажешь на это?
– Сделаю, что смогу. Главное, чтобы меня выпустили отсюда.
– А сам ты где живешь?
– Все там же, – ответил Зубков.
– Это в той старой избе, на Ломженской?
– В ней. Места немного, но нам с матушкой хватает.
– Понятно. Влад, я за свою сестру очень переживаю, у нее, кроме меня, никого нет.
– Ты ее опекал все время. Помню, пигалицей такой вредной была.
– Сейчас она уже не пигалица, я бы даже сказал, что очень красивая дивчина. Мужики просто по ней с ума сходят.
– Наверное, есть из-за чего, – поддакнул Зубков, не зная, в какую сторону клонит Коваль. – Она и девчонкой была мелкой, но очень красивой, представляю, как сейчас расцвела!
– Ей в Москве жить негде. Может, ты определишь ее к себе на некоторое время?.. Да расслабься, зря ты так напрягся. – Коваленков дружески улыбнулся. – Не за просто так, считай, что она у тебя угол снимает. Я тебе заплачу. А то, может, и родственниками станем, если она тебе понравится.
Владислав безразлично пожал плечами.
– Я не в ее вкусе. Пусть Даша живет у нас. Матушка тоже против не будет.
– Ну и славно, – с заметным облегчением произнес Коваль и откинулся на шероховатую стену. – Ты давай, располагайся. Устал, наверное?
– Полдня на ногах простоял, – пожаловался Влад.
– Отдыхай себе. С этим в тюрьме все в порядке.
Зубков положил в изголовье котомку и вытянулся на шконке.
– Знаешь, кто на твоем месте парился? – спросил Коваль.
– Ну? – безразлично протянул Влад.
– Смертник один. Думаю, что его уже в расход пустили. – Даже в полумраке было заметно, как приятель побледнел. – Да расслабься, ты здесь в командировке, скоро отпустят. Если, конечно, все это правда. Я о том, что ты мне напел.
– Игнат, зачем мне бодягу разводить? – с пылом проговорил Владислав. – Сам подумай!
– Ладно, пошутил я, – миролюбиво произнес Коваль и вдруг спросил: – Кстати, а ты такого адвоката, Серебрякова, не знаешь?
– Как не знать, – удивленно протянул Зубков. – Мой родственник. Он двоюродный брат моей матери. Она не однажды говорила, что если я чего-то набедокурю, то на адвокате сэкономим. Он как раз сейчас из кутузки пытается меня вытащить.
«Бывает же такое! – Коваль едва не крякнул от удивления. – Отыскать адвоката в Москве было бы несложно. Вопрос двух-трех дней. Но чтобы вот так повезло!.. Такое случается нечасто». Игнат подавил в себе восторг, буквально вырывавшийся из груди, выдохнул, приводя себя в прежнее безмятежное состояние, и проговорил ровным, размеренным голосом:
– Слышал, что он адвокат хороший. Думаю его привлечь. Деньжата у меня найдутся.
– Матушке отпишу, она похлопочет, – сказал Зубков.
– Хотя нет, не нужно. Ты лучше вот что сделай. Пристрой к нему мою сестренку. Может, ему помощница нужна. Ты чего так напрягся? Или мне показалось?
– Человек он непростой. Может и отказать. Но я придумаю, как это сделать.
– Познакомь их, а там они уже сами решат, как им быть, – сказал Коваль.
– Обещаю, сделаю.
– Давай вздремнем. Что-то накатило на меня, – произнес Коваль, повернулся к стене и довольно заулыбался.
«Не похоже, что наседка. Залетный! Скоро откинется, нечего ему здесь делать», – подумал он.
Глава 18
Письмо из зоны
Всякая весточка от брата, пребывавшего в заключении и писавшего нечасто, была для Дарьи Коваленковой радостным событием. Значит, живой, не забыл младшую сестренку. Но в этот раз Даша не спешила открывать послание, чувствовала, что в нем спрятана какая-то неприятность.
Часа два письмо лежало на столе нераспечатанным. У Даши даже возникла