Позавтракали они в той же шашлычной. «Босс»,то есть Леонид, еще спал, но один из его подручных, не открывая глаз ипошатываясь, принес путешественникам по бумажному стаканчику кофе и паребутербродов с сыром. Кофе был холодным, и жизнь показалась Кире вконецпропавшей.

Максим мрачно сгорбился за рулем, хотя ему-тос чего мрачнеть? Он-то спал как сурок всю ночь, в отличие от Киры, которая, вточности как вчера, то проваливалась в сон, то выскакивала из него сколотящимся сердцем. Что характерно, сон ей снился один и тот же, тягучий,странный и страшный, имевший свойство всех отвратительных кошмаров –возобновляться с того же самого места, на котором был прерван.

А снился Кире разврат.

Развратничали Игорь и Алка… бедная Алка! Кирадаже сквозь сон чувствовала жгучий стыд за то, что видит покойницу в такомнепотребном виде, но ничего не могла поделать со своим ошалевшим подсознанием,которое продолжало выдавать на-гора сцены одну неприличнее другой. В этихсценах принимал некоторое участие и Глыбин-старший, который то сидел,подпершись ладонью, над стаканом с водкой, то вдруг, оттолкнув сына, кидался кАлке, а то как бы спохватывался и принимался шарить по карманам своегогенеральского френча, бормоча в точности как булгаковская Аннушка: «Камушки-томожно выковырять… И по одному камушку… И знать ничего не знаю, и ведать неведаю!» При этом глаза его нестерпимо, слепяще сверкали, и до Киры вдруг дошло,что не глаза это вовсе, а невиданно огромные бриллианты, прямо-таки Эксельсиорыили Кохиноры какие-нибудь, Санси на худой конец. То есть Глыбин-старшийсобирался сам себе глаза «выковырять»…

Внезапно во сне появился лейтенант Бурлака,как две капли воды похожий почему-то на Максима. Лейтенант высунулся откуда-тосбоку и принялся с отвращением разглядывать творившееся безобразие. Тогда Игорьотскочил от Алки и вскинул пистолет, который неведомым образом оказался в егоруках. Максим будто бы и не видел этого, но Кира видела. Более того, она спервого взгляда узнала табельное оружие сержанта Мыколы Кобылянского. И хотьбыла совершенно уверена, что оно не заряжено, все-таки сердце ее так заныло,так заболело: ведь и палка, говорят, раз в жизни стреляет! – что онакинулась прямо на Игоря и с необычайной легкостью вырвала у него пистолет…

При этом Кира проснулась и обнаружила, что ивпрямь сжимает его в руках: правда, сквозь рюкзачок и кофту.

Она села, прижимая этот сверхценный груз кбешено стучащему сердцу и поглядывая на спящего Максима. Он спал, свернувшиськалачиком, прикрыв лицо рукой.

Кира представила, как выглядит со сна, и ейтоже захотелось прикрыть лицо рукой. Тихонько приоткрыла дверцу и, выскользнувнаружу, пошла сквозь рощицу туда, откуда слышались влажные вздохи близкой воды.

Она не ошиблась: за деревьями плескался подлегким ветерком маленький бочажок в камышовых берегах, и Кира не только снаслаждением искупнулась в нем, но и надежно утопила меж камышами свой более нестреляющий трофей.

Легче стало не только в сумочке, но и на душе.Правда, вид хмурого Максима, который с мокрой после купанья головой вернулся кмашине одновременно с Кирой, но с другой стороны, слишком живо напомнилвчерашнее унижение, и настроение опять упало.

Да еще этот кофе, который не способен былвозбудить Кирину гипотонию… Сейчас бы двойной да горяченный!

Максим, не оборачиваясь, протянул ей телефон.

Кира принялась тыкать дрожащим пальцем вкнопочки, умоляя судьбу заставить Игоря забыть его всегдашнюю холодноватую сдержанностьи обратиться к ней как-нибудь этак: «Радость моя!» или «Любимая!» – клянясьвзамен ответить ему таким взрывом чувств, чтобы у всяких случайных попутчиковначисто вышибло из головы бредовые фантазии… если они вообще туда попадали.

Однако ее нравственные усилия пропали втуне:телефоны опять молчали – и домашний, и, – разумеется, в восьмом-то часуутра! – рабочий, и дачный. «Да что они там, вымерли, что ли, все?!» –яростно думала Кира, терзая кнопки и набирая домашний глыбинский телефон:неудобно, конечно, беспокоить родителей Игоря, но ничего, как-нибудьотызвиняется. И мама, главное, уже улетела, и у нее не спросишь, что там и как!

И тут Кира едва не выронила трубки, котораяжалобным, дребезжащим голоском спросила, как будто звонили не по телефону, а вдверь:

– Кто там?

– Галина Семеновна! – заорала Кира,узнав голос матери Игоря. – Алло, вы меня слышите?

– Алло… кто там? – встревоженнопереспросила женщина.

– Да это я, я! – надрывалась Кира, аГалина Семеновна все с той же интонацией насмерть перепуганного человекапродолжала причитать:

– Кто? Кто это звонит?

«Не слышит она, что ли?» – рассердилась Кира,готовясь нажать на сброс, как вдруг до ее ушей долетел раздраженный мужскойголос:

– Да говорите же, ну!

– Кто… кто это? – послушнопролепетала Галина Семеновна, но изумленная Кира уже нажала клавишу, и в трубкераздался протяжный гудок.

– Мистика какая-то! – пробормоталаКира, беспомощно поднимая глаза и привычно встречая в зеркальце взглядМаксима. – Вообще ничего не понимаю. Представляешь, звоню родителям Игоря,а там его матушка почему-то двух слов связать не может. А рядом кто-то сердитотак велит: говорите, мол, говорите!

– О-го! – тихо сказал Максим,блеснув на Киру острым взглядом. – Интересно! А эти, кому ты звонила, онивообще кто?

– Отец Игоря – генерал, большая шишка внижегородской милиции. Не дай бог, если с ним что-то случилось. Ведь и мама моявчера успела сказать, что у Игоря какие-то неприятности. Ой, не заболел лиГлыбин? Ну-ка, позвоню еще!

– Секундочку, – скомандовал Максим,протягивая к ней ладонь. – Дай-ка я попробую. Что-то мне все это ненравится.

Кира покорно подала ему трубку и продиктоваланомер, а потом чуть ли не прижалась головой к голове Максима, пытаясь хотьчто-нибудь услышать. И услышала довольно громкий щелчок после первого гудка. Вту же минуту Максим резко оборвал связь – и с Нижним, и с Кириной головой – ипоглядел на нее озадаченно:

– Интересные дела! Конечно, естьвероятность, что номер твоего генерала прослушивается, только почему так явно игрубо?

– Как это – прослушивается? –возмутилась Кира. – Да Глыбин сам кого хочешь прослушает!

– Не сомневаюсь, – сухо кивнулМаксим. – И тем не менее это так. Я в некотором роде связист, в такихвещах знаю толк! А если еще учесть, что какой-то мужик подсказывал этой Галине– как-ее-там: говорите, мол, говорите! – значит, они пытаются засечь всехзвонивших Глыбину.