огнем горят. До хутора, может, всего с километр осталось, но чувствую, сейчас упаду и не встану. Приказываю себе: «Вперед, Лида, комсомолка ты или кисейная барышня! Не в таких переделках была…»

Да, в переделки Лида попадала. Буквально за несколько недель до этого оказалась она в такой заварухе что чудом живая выбралась.

В деревне Староселье Псковского района жил Николай Грунин. Он часто передавал нам ценные сведения о делах на ближайшем немецком аэродроме, где он работал, о движении поездов и машин на участке Стремутка __ Черская. (Впоследствии Николая выдал провокатор, и разведчика расстреляли). Павлова пришла в дом к Грунину на связь и поздним вечером собиралась в обратный путь, но хозяин стал ее уговаривать:

– Куда ты на ночь глядя пойдешь? В соседней деревне гитлеровцы, опасно.

Уговорил, она осталась. Спать легла вместе с сестрой Николая – Люсей. Уснула как убитая. Проснулась Лида от сильного толчка в бок и услышала взволнованный шепот Люси:

– Да проснись же ты, погляди, что в доме творится!

Отвернула Лида краешек полога и увидела, что в избе полно полицаев. А Николай и его жена Зоя (они всего неделю назад поженились) стоят в нижнем белье, с поднятыми руками.

Тут Лида вспомнила про свое старенькое пальто в подкладку которого было зашито донесение Николая. Если найдут – всем гибель. Висело пальто на самом виду. Скорей всего, поэтому на него и не обратили внимания.

Николая и его жену увели. Полицаи начали обыскивать дом. Лида быстро повернулась лицом к стене, натянула на голову одеяло.

– Кто с тобой спит? – спросил полицай Люсю.

– Мои муж, – ответила она.

Полицай удивился:

– А не рановато ли тебе?

И отпустил грязную шутку, но от кровати отошел.

Двое суток Павлова скрывалась в той же деревне в семье партизанского разведчика Саши Удобного На третьи сутки ее проводили в соседнее село Оленино, где Лиду прятала Надежда Федоровна. Она же потом в группе рабочих вывела ее из села.

Вот наконец и знакомая калитка. Еще с десяток шагов – шатаясь, доплелась Лида до порога избы, а перешагнуть его уже сил не хватило. Тут Аня подоспела, провела в дом. Принесла попить, уложила на топчан полушубком укрыла. Лиду трясло как в лихорадке. «Спеши, подруга», только и сказала. Отдала коробок и как в пропасть провалилась. Очнулась только через сутки.

А драгоценная ноша уже снова была в пути.

– Вспоминать спустя сорок лет подробности того ДНЯ, сами понимаете, очень трудно, – говорит Анна Александровна Комарова. – К тому же контузия по сей день дает себя знать. Но осталось в памяти, как Лида из последних сил шла к дому, – увидела ее в окно. Жила я тогда вместе с родителями и шестью сестренками. Я была старшей – девятнадцать лет исполнилось а младшей – три годика. Хутор стоял в стороне от приезжей дороги, поэтому немцы к нам почти не наведывались. Сожгли они его уже позднее, перед отступлением, Но это к слову.

В особый отдел ходила я редко, обычно дело имела с Марией Орловой. Она забирала у меня донесения, передавала задания. А тут было сказано, чтобы не ждать ни минуты, нести сразу. Я и заторопилась…

И вот Аня в избе особого отдела. У меня в руках вынутый из спичечного коробка краешек газеты. На нем корявые буковки складываются в слова: «Рыбу продают в Печках». Это означало, что разведшкола абвера находится в этой деревне.

А в коробок старик вместе со спичками положил несколько пуговиц, с десяток сапожных гвоздиков, моточек ниток, иголку – все ценные вещи по тому времени. Хитер был лесник: случись, попадет коробок в чужие руки, чтоб никаких подозрений не вызвал.

Теперь можно было готовить радиограмму в Центр. И глядя, как на консервной крышке сгорает бесценная записка деда Никандра, я уже складывал в уме первые строки своего радио донесения в Ленинград. Через несколько минут наш радист Иосиф Карлович Дейлидинас отправил в эфир сигнал: «Прошу внеочередного приема». К такой просьбе мы прибегали лишь в экстренных случаях. Быстро пришел ответ: «Прием разрешаем».

На Большую землю ушла телеграмма, в которой сообщалось место абвершколы, сжато излагался план операции.

С особым нетерпением ждал я ответа из Центра. Через сутки пришло сообщение: «Приступайте к выполнению».

С этой минуты план стал боевым приказом.

Глава 2

Наедине с врагом

Скоро разобьем эти черные полчища фашистов и тогда вернемся на родину с победой.

Из письма партизана А. Лазарева родным, 1943 г.

«Ты есть Лазареф?..»

От обильных летних дождей дорогу развезло, и вся она читалась опытным глазом разведчика как оперативное донесение. На ее податливом месиве отчетливо отпечатались следы грузовиков и штабных легковушек танковых траков и орудийных колес. И чем ближе к Пскову тем гуще ложились следы. В неярком солнце засветились вдали купола старинных церквей, которые он сразу узнал, хотя и видел впервые. Весь план города он выучил назубок с чужих слов.

У него была легкая, упругая походка уверенного в себе человека. Поношенное темно-серое пальто нараспашку, пиджак довоенного покроя, старенький свитер брюки-полугалифе да порядком стоптанные кирзовые сапоги с короткими голенищами. В облике молодого человека угадывалась армейская выправка, которая впрочем, не очень вязалась с кепкой-велосипедкой сдвинутой на затылок. А рыжеватые бачки и лихо подкрученные усики придавали ему несколько фатоватый вид, делая похожим на провинциального приказчика. Казалось, он был весьма доволен собой.

Перед контрольно-пропускным пунктом он с некоторой суетливостью извлек аусвайс и угодливо вложил его в пухлую руку немца. Посмотрев документ, тот натужливо произнес:

– Ты есть Лазареф?..

– Я, я, – закивал молодой человек и добавил: – Если позволите…

Но немец его уже не слушал и, повернувшись спиной, сделал жест, каким регулировщики дают разрешение на проезд автотранспорта.

«Документ надежный», – облегченно подумал Лазарев. Первое испытание было позади. И, нырнув под шлагбаум, он зашагал с такой уверенностью, словно всю жизнь прожил в этом городе.

Так появился в Пскове Александр Иванович Лазарев которого я отправил на выполнение особо важного задания. Не одну ночь «водил» я его по городу, набрасывая на бумаге расположение улиц и площадей, рынка вокзала, пристани. Надо было только сделать поправку на то, что многих домов уже не существовало и целые кварталы лежали в руинах. Среди, битого кирпича он увидел табличку с надписью «Улица Единства». Это было все, что осталось от некогда оживленной магистрали.

И, глядя на это пепелище, Александр вспомнил заметку из партизанской газеты. В ней говорилось о том, что фашисты продуманно,