– Это он про месть! – вырвалось у Ивана Степановича, бегунок от молнии в его руках на мгновение замер.

– Так точно. Сомнений нет.

– И что дальше?

– Тот второй говорит: кто-то хорошо остудил. Киселев спрашивает: кто. Тот – не знаю. Киселев снова пристал, кого хоть благодарить должен за помощь такую. А второй отвечает: ты вообще ни при чем. Никто тебе помогать даже не собирался. Тут вообще другая история.

– Да? – Вздох разочарования был таким сильным, что качнул листья бегонии, стоявшей на столике. – Значит, все-таки все было направлено против важного свидетеля.

– Не знаю, Иван Степанович. Разговор потом начался какой-то пустой. Никчемный. Потом про церковь все больше. О книгах церковных. Но вот когда они прощались и Киселев снова начал благодарить своего бывшего сокамерника, тот как будто невзначай обронил: врагов, говорит, не ты один. Видимо…

– Что?!

– Да, точно, так и сказал. Видимо, говорит, врагов – не ты один. Быстро так, почти скороговоркой. Я еле разобрал. И все, и молчок. Но, думаю, Киселев его понял.

– Да, думаю, понял.

– На этом все, Иван Степанович.

– Спасибо, спасибо тебе. Счастливо съездить в командировку. За мной должок.

Простившись, Иван Степанович отключил телефон, сунул его в карман куртки и задумался.

То, что сообщил ему человек из следственного изолятора, могло быть прорывом. А могло быть и ничем. Конкретного ничего Киселеву бывший сокамерник не сообщил, лишь снял с него подозрения в причастности к акту мести. Да, Киселев чист. А вот против кого был направлен взрыв, так и не прояснилось.

Так что соваться на доклад к начальству и путаться под ногами у серьезных людей, занимающихся расследованием, смысла нет. Пока нет. Может, следует самому тихонько понаблюдать, а? Только вопрос – за кем?

Он выставил его сегодня из своего кабинета в совершенно неподобающей форме. Игорь с силой стиснул челюсти. Он даже не выставил его, он вышвырнул его как безродного щенка. Только что под зад не пнул коленом. Как это прозвучало-то, дай бог памяти?

– Ступай на место, Игорь. На свое место! – Панкратов поиграл желваками на скулах. – И жди, когда я тебя вызову. Не смей заходить. Пока я тебя не вызову. Ты меня услышал?

– Услышал, Глеб Сергеевич.

Из кабинета Игорь выходил нарочито медленно. Пусть не думает, что он так уж его боится. Что так уж беспрекословно подчиняется. Шел черепашьим шагом, зная, что Глеб еле сдерживается, чтобы не запустить ему дырокол в спину.

А с чего все началось?

С улыбки, которой Юлия Владимировна наградила Игоря, когда он подавал ей кофе. С многозначительной, ласкающей улыбки, на которую он тут же, осмелев, ответил. Может, не следовало так раскрепощаться? Он, получается, бдительность утратил, подыграв ей?

Да, нехорошо вышло. Глеб же не дурак. Он заметил их игру. И может, даже о чем-то таком догадался.

Плевать!

Или все же нет? Не плевать?

Юлька – она шлюха. Умная, образованная, политически подкованная, но все же шлюха. Она и через Глеба перешагнет, когда необходимость возникнет. И про Игоря не вспомнит, если прозвучит сигнал опасности. Да что там! Она о нем забудет даже безо всяких сигналов.

Кто он такой вообще? Помощник ее любовника, с которым она переспала пару раз. И которому доверила часть своих тайных планов. А существовали эти планы или нет, кто знает? Может, это вообще часть ее игры. И зачем она только сегодня устроила это представление? Зачем начала на глазах Глеба ему так зазывно улыбаться? А он, как дурак, повелся и ответил ей. Где его природная осторожность? Куда подевалась? Под юбкой у Юлии Владимировны осталась?

Идиот! Обругав себя, Игорь сел за свой рабочий стол и погрузился в работу. Он так старался, что почти не заметил, как Юля вышла из кабинета Панкратова. Почти.

– Работаешь, Игореша? – промурлыкала она едва слышно, остановившись в самом центре приемной.

Она, впрочем, всегда там останавливалась. Ее хорошо было видно от его стола. Свет удачно падал на ее лицо. Для демонстрации собственной пригожести лучшего места в этом помещении ей было не найти.

– Да, Юлия Владимировна, работаю. – Он едва взглянул на нее.

Задерживать на ней взгляд было опасно. Она была бесподобна сегодня. Светло-серая юбка до колен не обтягивала ее бедра, она их обнимала! Бирюзового цвета шелковая блузка без рукавов с застегнутыми до самого подбородка пуговками. Нежный шелк скользил по ее телу, не пряча его, обнажая. Он видел каждый изгиб, каждый контур. Вроде и пристойно одета, а буквально – голая!

Он чуть не застонал, почувствовав возбуждение. Эта девушка знала о своем тайном оружии. И умело им пользовалась.

– Ты не сердись на Глеба. Он немного нервничает, – проговорила Юля негромко.

И многозначительным взглядом прошлась по периметру двери кабинета Глеба. Неужели знает о доводчике, не позволяющем двери закрыться плотно? А кто его так отрегулировал, тоже знает? Догадывается?

– Есть причины. Ладно, пойду покурю.

Это прозвучало как: «пойдем покурим». И хотя он никогда не держал в руках сигареты, вышел из приемной через пять минут, как за ней закрылась дверь.

Нашел ее на лестничной клетке между пятым и шестым этажами. Здесь курить не разрешалось никому. И народу тут никогда не было. Она об этом знала. Она и не курила. Просто стояла, скрестив руки перед грудью, и смотрела в огромное окно на улицу.

– Что случилось? – спросил он, отойдя от нее подальше.

Их никто не должен был застукать. Их никто не должен был заподозрить. Таковы были ее условия. Странно, что она сама сегодня нарушила собственные запреты.

– У Глеба огромные проблемы, Игорь. Он буквально загнан в угол. И я не знаю, как ему помочь. – Юля опустила голову, рассматривая пыльный подоконник. – Кто здесь убирает, мне интересно? Такая грязь.

– Что за проблемы? Может, я помогу?

– Ах, оставь, пожалуйста, – она с усмешкой оглядела его с головы до ног. – Ты, конечно, силен, физически вынослив, но ты просто мальчишка перед лицом его тестя. Альберт Вадимович хоть и старый, но матерый. Он хищник!

– А что он задумал? Он что-то задумал?

Тестя Глеба – Альберта Вадимовича – Игорь видел не раз. Они нормально общались. И Игорь даже удостоился одобрительного похлопывания по спине от старого, вышедшего в запас политика. До гибели дочери он еще храбрился, старался высоко держать голову, время от времени играл в теннис со старыми приятелями. Но после трагедии он словно сломался. И когда Игорь случайно увидел его несколько дней назад, то в сутулом старике с подергивающейся головой едва его узнал. И даже пытался помешать ему войти в кабинет Глеба.