Она будто оказалась в тисках. Захотелось выдернуть руку и вытереть ее хотя бы о шорты.

– Что это про меня. Понимаете? Что я пишу статьи не про убитых девушек, а про саму себя. Очень странное чувство.

– Разве между вами есть что-то общее?

– Конечно! Меня ведь тоже избивали. Пороли ремнем. Прижигали. Привязывали к кровати. – Лина покосилась на свою сумочку, сидящие в фургоне на улице люди слышат каждое ее слово.

– Но ведь это совершенно иное. Токсичное, жестокое воспитание родителей и умышленное убийство не имеют ничего общего.

– И все-таки мне страшно! – Лина осторожно высвободила свою ладонь, чтобы поправить прядку волос, упавших ей на лоб. – Такое чувство, что это как-то связано со мной.

– Чувство сопричастности? – Валентин Игоревич в ответ получил лишь кивок. – Это нормально, Лина. Вы когда-то пережили похожую ситуацию, а теперь склонны проецировать происходящее на себя. Это лишь проекция, не имеющая под собой оснований.

– Когда вы так говорите, мне становится немного легче. – Журавлева закинула ногу на ногу, отчего шорты задрались еще выше, превратившись почти в трусы.

– Именно в этом и заключается моя работа.

– Вы такой чуткий, внимательный. Знаете, у меня никогда не было рядом близкого человека, с которым можно было просто поговорить по душам. Такого, от которого ничего не хочется скрывать.

– А как же Славик? Он не был вам таким человеком?

– Нет. Сейчас я точно в этом уверена. Даже мой первый не был таким человеком.

– А как же любовь? Любовь сближает людей.

– Мой первый секс не имеет никакого отношения к любви.

* * *

– Она серьезно сейчас ему все расскажет? – Егоров попивал кофе из термоса и жевал приготовленные женой бутерброды.

– Вероятно, – кивнул Парфенов.

Полицейские сидели в тесном фургоне, припаркованном недалеко от офиса Бойко. Половину салона занимала пишущая аппаратура. Перед ней сидел техник Миша Скворцов, следя за качеством изображения и звука. Парфенов, Егоров и Город расположились на оставленных «родных» сиденьях машины. Гриня то и дело смотрел в свой смартфон.

– Не, ну правильно. – Федя закрутил крышку термоса. – Журналистика же тоже одна из древнейших.

– Помолчи, пожалуйста.

– А что я такого сказал? Она вон чужому мужику сейчас про такое будет рассказывать. Я бы не стал.

– Да ты нам и не такое рассказываешь, – хмыкнул Гриня.

– Это другое. Баба не должна делиться подробностями, как и кто ее имеет. Ну если она не шлюха, конечно. Кому интересно, перед кем она ноги раздвигает?

– Федя, еще раз прошу – помолчи! – Голос Парфенова был тихим и спокойным, но Егоров предпочел немедленно закрыть рот. – Она сейчас там делает все, чтобы мы поймали убийцу. И если у тебя найдется еще что-то сказать, прокомментировать, то ты возьми ручку и бумажку. Напиши все, что тебя беспокоит. А потом сожги.

– Или съешь, – буркнул Гриня.

– Да я че? Я ниче. Пусть хоть че рассказывает. – Егоров сложил руки на груди и отвернулся к окну.

* * *

Дикая девочка из какой-то деревни приехала в огромный город. Высоченные дома, толпы людей на улицах, потоки машин. Рекламные растяжки, светящиеся вывески, киоски на каждом углу. Будто чужая планета. Упорядоченный хаос. Я смотрела на все это, открыв рот.

Если тогда у меня был хоть какой-то путь к отступлению, я бы бежала туда со всех ног и ни разу не оглянулась. Малейшее сомнение в собственных силах – и я бы пропала.

Но я была дикая и наивная. Я понятия не имела, что даже с хорошим аттестатом можно не поступить в вуз. Что есть люди, которые годами пытаются хоть как-то обустроиться в этом городе. Что всем здесь, по сути, наплевать на всех остальных, кроме семьи и пары друзей, да и то не всегда.

Я ничего не знала про настоящую жизнь. Но у меня было огромное желание. Кое-как приведя себя в порядок в вокзальном туалете, я села в переполненный автобус, едущий в нужном направлении, и покатила к своему будущему универу. План из моей заветной тетрадки пока выполнялся.

Конечно, я приехала раньше, чем начинались вступительные экзамены. И нужно было пару дней где-то переночевать. Я спросила на вахте универа, где и за сколько можно снять комнату. Вахтер, оглядев меня пренебрежительным взглядом с головы до ног, посоветовал мне уезжать домой.

А я пошла бродить вокруг вуза, высматривая в парке укромный уголок, где можно хоть как-то поспать. Так я обошла половину здания и вышла к общежитию. Какая-то крупная женщина громко ругалась на рабочих. Шел ремонт. Я остановилась посмотреть на происходящее, делать было все равно нечего.

– Эй, малохольная, – окликнула меня крупная женщина. – Ты здесь чего? Поступать, что ли?

– Да, – сказала я, подходя ближе.

– Документы уже подала?

– Так послезавтра экзамены.

– Тогда я тебя поселить не могу. Даже не проси!

– Да я тут, где-нибудь.

– В смысле? – Женщина уперла кулаки в широкие бока и посмотрела на меня, подняв одну бровь. – Белить умеешь?

Так я познакомилась с комендантом общежития. Она дала мне чью-то робу, сказав, что какая-то Ленка корова и пьяница и что гнать ее надо ссаными тряпками.

То ли я тогда хорошо работала, то ли мне улыбнулась удача, то ли судьба наконец-то сжалилась, но я поступила. Легко сдала экзамены и стала студенткой.

Все лето я работала с комендантом. То белила, то красила, то мыла полы. Мне платили. Первое, что я купила на свою самую первую зарплату, – джинсы. Надев их, я окончательно поняла, что стала другим человеком.

Веселые студенческие дни – от сессии до сессии. Меня не особо любили на курсе, считая выскочкой, – половину предметов мне ставили автоматом. А я просто пахала как лошадь, носясь между редакциями, пока мои сокурсники бухали, ходили на свидания, выходили замуж, рожали детей или просто трахали все, что может шевелиться.

– А у тебя никого нет! Ты ваще девственница! Ты мужика-то голого только в интернете видела! – сказала мне однажды соседка по комнате, когда я выгоняла двух ее дружков, расхаживающих по нашей комнате в одних трусах.

Это была правда, и это было обидно. Мне было двадцать два, а я ни разу не целовалась. На меня смотрели парни, на подработках мужчины-журналисты звали пить кофе или сразу к себе. Но мой внутренний зажим не давал расслабиться и просто побыть женщиной.

«О’кей, – сказала я себе, – я пересплю с первым, кто не будет противен».

Это случилось под Новый год. Меня как внештатника пригласили в одну редакцию на корпоратив. Вечеринка мало чем отличалась от вечеринки в общаге. Только выпивка и закуска были подороже и их было побольше. Фотограф Вова не отходил от меня ни на шаг. «Ну Вова