один волосок, принадлежащий какой-либо из убитых девушек, вам светит пожизненное. Вы это понимаете?

– Что? Обыск?

– Именно. Дело громкое, постановление было готово еще вчера ночью. Так что группа работает с самого утра.

– Но разве я не должен там присутствовать?

– Там и без вас достаточно людей. Так какие гарантии вам нужны? Что признание смягчит участь? Можно договориться с прокурором, и по совокупности получите лет тридцать – тридцать пять. Годам к восьмидесяти выйдете.

Бойко застонал, закрыв лицо ладонями.

– Я ничего не делал! Мне не в чем сознаваться! Как вы не понимаете? – По его лицу потекли слезы, которые он размазывал кулаками.

– Перестаньте истерить и пишите! – грозно приказал Парфенов.

Всхлипывая, Валентин Игоревич взялся за ручку. Слезы оставляли на бумаге мокрые пятна.

* * *

Столько книг одновременно Егоров видел только в школьной библиотеке, потому что в другие просто не ходил. Одна комната в квартире Бойко от пола до потолка была заставлена шкафами, на полках которых теснились переплеты. Небольшой диванчик у окна и торшер с плюшевым абажуром.

– Приступим? – натягивая перчатки, сказал Город.

– Давай я здесь, а ты по спальне? – предложил Федя.

– Давай.

– Только ты там аккуратнее. Мало ли какую спидозу подхватишь.

Оперативники разошлись по комнатам. Игнатьич стоял с понятыми, наблюдая, как работают его стажеры.

– Галочка, циферку рядом положите и только потом делайте снимок, – подсказывал эксперт. – И потом в пакетик убираете, на пакетике маркером ставите дату, номер, свою подпись. И точное время изъятия.

Галочка кивала и выполняла все указания. Гриша передавал ей вынутые из платяного шкафа ремни и обувь.

– У меня пусто, – сказал Егоров. – Там только целые тонны макулатуры. У вас?

– Вон собрали. – Гриня кивнул на целую груду упакованных в пакеты вещей.

– Я бы на вашем месте ни на что особо не рассчитывал, – вмешался в разговор Игнатьич.

– Почему?

– Потому что явных следов крови на ремнях нет. А они быть должны. Потому что ремень он использует один и тот же. Мне вчера пришли результаты расширенного анализа. В ранах Мацкевич найдена ДНК Лопатиной. В крайне малых количествах. Думаю, что в образцах Трегубовой будут ДНК уже и Мацкевич, и Лопатиной.

– То-то шеф обрадуется, – сказал Егоров.

– Моя задача не радовать Кирилла Андреевича, а проводить экспертизы.

* * *

Больше всего Парфенова интересовало алиби Бойко на время смерти Мацкевич – слишком уж бурно задержанный отреагировал. На закапанном листе напротив значилось лишь «Павел Потеев».

– Вы ведь не станете как-то обнародовать эту информацию? – дрожащим голосом спросил Валентин Игоревич.

– Тайну следствия никто не отменял.

– Пожалуйста, и Журавлевой не говорите. Она это точно выложит в своей статье.

– Почему вас это так волнует?

– Вы действительно не понимаете? – воскликнул Валентин Игоревич.

– Действительно не понимаю, – пожал плечами Парфенов.

– Мои отношения с Павлом… В нашем обществе это до сих пор осуждается. Даже ваш подчиненный вчера… Все эти оскорбления…

– Извиняться за него я не буду.

– Мне не нужны извинения. Я хочу, чтобы подробности моей личной жизни нигде не всплыли. Понимаете, у меня есть клиенты-мужчины. Есть очень влиятельные клиенты-мужчины. На сеансах они бывают весьма откровенны. И если все узнают о моей ориентации, я потеряю очень многое. Почти всю мою практику. Мне перестанут доверять. Нужно будет переезжать, начинать все заново. Мне уже сорок шесть, мне поздно начинать все с нуля.

– Я могу вам обещать только одно: если вы окажетесь непричастны к убийствам, я тут же забуду о вашем существовании. А эти материалы останутся в деле. И только в деле.

– А Журавлева? Я не дурак, кто-то из полиции делился с ней информацией. Она узнает и использует это против меня. Вы не представляете, на что способна отвергнутая женщина.

– Бойко, успокойтесь! Журавлева действовала по нашей просьбе.

– Все это время? – опешил Валентин Игоревич. – Это все, все, что она рассказывала, было лишь уловкой?

– Нет. Только вчера.

* * *

Стационарный телефон в кабинетике Лины звонил так редко, что она не помнила, что он у нее вообще был. Под ворохом листов с пометками к вышедшим и только планируемым материалам раздалась трель.

Журавлева сдвинула бумаги, чтобы увидеть серый аппарат с запыленными кнопками. Входящий номер, высветившийся на экране, был ей незнаком. Лина медлила, телефон звонил.

– Алло? – Это мог звонить Парфенов.

В трубке молчали. Слышалось чужое дыхание, отдаленные голоса, шум проезжающей машины.

– Кто это? Говорите!

На том конце шумно выдохнули, будто насмехаясь.

– Что вам нужно? Перестаньте мне звонить!

Звонящий поскреб динамик. От этого звука мелкие волоски на шее Лины встали дыбом. Она припечатала трубку к рычагам. Одной рукой оттолкнула телефон подальше от себя, будто сам аппарат мог причинить ей вред. Со стола посыпались бумаги и карандаш, которым Лина делала пометки. Женщина порывисто притянула к себе телефон и выдернула из него шнур.

– Кирилл Андреевич! Мне снова звонили! Прямо сейчас. На работу, – затараторила Лина, едва Парфенов снял трубку.

Она стояла в углу кабинета, сжимая смартфон. Знакомое до последнего сантиметра пространство уже не казалось безопасным.

– Успокойтесь. Рассказывайте по порядку.

– Что рассказывать? Мне только что снова позвонили и молчали в трубку.

– Вы уверены, что это не чей-то глупый розыгрыш? Или что кто-то не ошибся номером.

– Вы меня за дуру держите?

– Номер определился? – после недолгого молчания сказал Кирилл. – Диктуйте.

* * *

Журавлевой звонили из кафе. Обычного небольшого кафе, куда ходят перекусить офисные клерки из ближайших контор. В это время, в час двадцать семь, народу в кафе больше, чем в любое другое. Официанты мечутся между столиками, бариста трется у своего автомата, бармен разливает сок, минералку и совсем иногда горячительное.

Никто особо не следит за посетителями, лишь бы вовремя оплачивали счет. Кто подходит к телефону, висящему в закутке у туалетов, куда звонит, о чем разговаривает, всем все равно. Потому что наступает золотой час любого общепита, когда нужно делать деньги.

Камеры в кафе, конечно, есть. Над входом, пара в зале, одна на черном входе и одна, глядящая прямо на кассу. Владелец не экономил.

– Осталось только выяснить, кто из этих сорока с лишним людей звонил Журавлевой, – выслушав отчет пэпээсников, сказал Парфенов.

Добраться до телефона, минуя камеры, было, в принципе, возможно. Траектория вышла бы странноватой, но вполне осуществимой.

– Получается, что мы ничего не знаем? – Егоров вынул из ящика стола контейнер с домашними бутербродами.

– Почему не знаем? На два случая у Бойко стопроцентное алиби.

– Какое? – Федя жевал бутерброд, запивая холодным чаем.

– Он был с Павликом. – Парфенов с садистской улыбкой смотрел, как оперативник начинает давиться.

– Фу!

– Нормальное алиби. Я сам ездил и говорил с парнем.

– Да как можно им верить? – перестав