за правила, но нельзя допускать и небрежности. Выбросьте из головы, когда вы пишете, любые цели. Творчество – это и есть цель. Забудьте обо всех и обо всем и творите. Помните, как сказал Пушкин: “И забываю мир…” Так что готовьтесь».

На следующий семинар назначили обсуждение Аси, оппонентами вызвались быть Ильин и Анохина. После все отправились в «Китайскую забегаловку». Надя обещала Лялину не пить много и приехать после. Потом однокурсники переместились в Новопушкинский сквер, прихватив несколько бутылок коньяка в ближайшей палатке. Там Марина, потянув Надю за рукав, отошла к неработающему зимой фонтану.

– Ты что, с Лялиным едешь в Париж? – восторженно зашептала она.

– Болтун! – возмутилась Надя и гневно посмотрела на Вадима.

– Да ладно, про вас все уже знают!

– Откуда? Можно подумать, мы танцуем вальс в коридоре!

– Ну слушай, по вам же видно! Особенно по тебе. Я даже боюсь за тебя…

– Почему?

– Потому что все чрезмерное, неземное может закончиться очень печально.

– Да почему чрезмерное? Хотя… Кого я обманываю – помню, как он первый раз сказал мне: «Я тебя люблю!» И как подпрыгнуло сердце, словно желая выскочить из грудной клетки. Знаешь, думаю, в любой из нас есть много разных женщин, и каждый мужчина вызывает в этот мир свою. Повелитель выпустил солнечную принцессу, лесную фею, смеющуюся и бесстрашную. И когда пытается заговорить женщина разумная, которая во мне тоже есть, принцесса лишь хохочет, задирая голову к небу, и хлопает в ладоши, радуясь и ликуя. Моя жизнь очень добра ко мне. Она дарит мне удивительные подарки. Хочется кричать: «Мир, завидуй мне!» Я сама не верю в то, что творю! Как можно так пьянеть на глазах у классиков…

– Каких еще классиков? – подозрительно уставилась на нее Марина. – Вы что там, на кафедре целуетесь? Совсем с ума сошли!

– Наверное. Один раз поцеловались, – Надя счастливо засмеялась, прикрывая рот ладонью. – И вот ведь что удивительно, я не сделала ничего, чтобы попасть в его сердце. Не пыталась быть кем-то другим, как-то подстроиться, подладиться, притвориться своей. Но дверь открылась. Обе двери открылись. Я не знаю, как найти, подобрать слова ко всем оттенкам ласкового безумия, когда я умираю и хочу жить снова и снова… И впервые говорю, чего хочу, что мне нравится, и какое это счастье – видеть в нем нежного соучастника моих идей. Как подобрать слова, как рассказать о том, чего не знала, но чем хочется поделиться – этим мучительно прекрасным, живым, терпким, единственным…

– Да что тут подбирать – есть лишь одно слово. И ты его знаешь, – заключила Марина.

Они вернулись к остальным.

– О чем вы там опять шепчетесь, о Париже? – хитро улыбнулся Вадим.

– Да, о Париже! А что? Ты мерзкий болтун!

– А я думал, это не тайна. Мне же сам…

– Так, хватит! – перебила его Надя.

– То тайна, то не тайна – вас не поймешь. А я тут подумал, давай мы тебе в журнале отсутствия запишем: уехала в Париж с Лялиным.

– Очень смешно!

– А что такого?

– А я вот тебе завидую, – Ася протянула руку в черной перчатке и стряхнула снег со спинки скамейки. – Я бы тоже хотела, чтобы меня отвезли в Париж, а у меня наоборот, мужчины постоянно денег просят, и вообще какой-то кошмар.

– А зачем даешь деньги?

– А как не дать, когда любимый у тебя просит? И потом мне, видимо, важно ощущать свою нужность. Незаменимость. Когда знаешь, что только ты и никто кроме. А когда этого ощущения нет, я начинаю чувствовать себя самозванкой и словно наполняюсь пустотой. А так кажется, меня любят, раз я нужна, раз я незаменима.

– Незаменимых нет, – сказал Кизиков.

– Незаменимых нет? – Ася повернулась к нему. – Леша, оставь это для слабаков. Есть незаменимые! Кто мог быть на месте доктора Живаго, Мастера, Гамлета? Кто мог занять место Анны Тимирёвой, Роксоланы, Дианы де Пуатье? Ты мужчина, ты не понимаешь, что женщине очень важно чувство заполненности. И нечего хихикать, хотя да – и это тоже важно! Думаешь, просто так природа задумала самую важную близость как наполнение женского мужским? Если в женщине нет любви, в сердце приходят рядовые человеческие мерзости, они вгрызаются в него словно черви, чтобы остаться там навсегда, и единственное лекарство, могущее вымыть всех этих тварей – любовь. Единственный признак меня в этом мире. Мое оправдание, мой свет, то, для чего я родилась и упаси бог предложить ее не тому. Кто не увидит, не возьмет, не почувствует, кому нужно другое. Потому как незаменимые – есть.

– А почему же тогда ты все время себя предлагаешь не тому?

– Я не знаю! Может, у меня такая судьба? Я даже стихи писать боюсь, потому что в них постоянно предсказываю какой-то ужас и он сбывается. А у вас бывает, что вы предсказываете в стихах будущее?

– Как Пушкин предсказал метро? – спросила Надя.

– Это где он такое предсказывает? – удивилась Марина.

Шоссе Россию здесь и тут,

Соединив, пересекут.

Мосты чугунные чрез воды

Шагнут широкою дугой,

Раздвинем горы, под водой

Пророем дерзостные своды,

И заведет крещеный мир

На каждой станции трактир.

Процитировала она.

– Под водой? Да это тоннель под Ла-Маншем! – воскликнул Вадим.

– Под водой – это реки Москвы. Думаешь, нет ни одной станции, которая бы проходила под какой-то рекой? А на каждой станции трактир – кто бегает за пирожками в переход?

– Ладно, убедила. Кстати, о трактире – а не отправиться ли нам в него? А то я что-то замерз.

Ночью Наде снилось, что она одна из героинь Достоевского, вокруг вертятся графы и генералы, а потом они с Повелителем едут в поезде под Ла-Маншем, и с ними в купе путешествует Пушкин, и из-за него они не могут насладиться желанной близостью… Это был прекрасный, но и мучительный сон.

20. Весна в Париже

В аэропорту Лялин купил небольшую бутылку коньяка Courvoisier: «Раз уж летим во Францию!»

Наде предстояло увидеть Париж впервые. Кроме «Волхва» Фаулза она взяла в путешествие еще одну книгу – объемный путеводитель. В иллюминаторе Надя видела край крыла, плывущего над белыми облачными кудряшками. «Какой он, Париж?» – думала она. Об этом городе Надя знала из романов Гюго, Дюма, Бальзака, Флобера, Стендаля…

Она немного переживала из-за осенних беспорядков и стычек полиции с мигрантами, тогда помимо всеобщих погромов и поджогов даже был угнан автобус с русскими туристами. Именно в тот период родился анекдот: «Д’Артаньян не смог доставить подвески королеве, потому