class="p1">– А вот ты невнимательный. – Она вздохнула и тщательно убрала спутанные волосы назад, полностью открывая лицо. На Люциана это не произвело абсолютно никакого эффекта, будто ничего не изменилось. Поэтому Аврора улыбнулась, до боли растягивая изувеченную кожу. – Шрам!

– Ну и что? – Он будто и правда не понимал.

– Шрам на всю рожу! – чуть не крикнула Аврора, чувствуя накатывающую обиду. Одно дело, когда шрам кроил и портил ее жизнь – к этому она почти привыкла за двенадцать лет. И совершенно другое, когда его в упор не замечали! Казалось, это обесценивало все ее прошлые страдания.

– Бывает, – дилер пожал плечами. – Что бы тебе ни казалось, но окружающим нет до него дела.

– Ага, я и вижу, как им нет дела. В каждом взгляде с отвращением я читаю, как им наплевать.

– Аврора, мимо проходящие люди всегда найдут, за что зацепиться взглядом, будь ты огромным бегемотом, девушкой со шрамом или абсолютно обычным лицом. Не так заправленная рубашка, криво застегнутая куртка, жирная жопа – им наплевать, за что цепляться, потому что через секунду они пройдут мимо и выкинут твой образ из головы. Хотя некоторые и на улицу выходят как в цирк, поискать уродцев – тогда под эту категорию подпадают все встреченные, если это не зеркальные их отражения. Обычно эти несчастные бегут от собственных шрамов, поэтому ищут их у прохожих. Нормальным же людям совершенно наплевать, поверь мне.

Она не поверила, конечно. Слова – это одно, слова могут отражать любую фантазию, а постоянные взгляды, которые она почти привыкла ловить на своем лице, – вот это настоящая реальность. С которой ей приходится бороться ежедневно.

– Шрамы, шрамы, – вдруг процедил Адам и сорвал свою бабочку. А потом рывком расстегнул рубаху до пояса, поднял голову, растянул кривую ухмылку… и подставил грудь рассветным лучам из окна.

Лучи заиграли на десятке шрамов, рассекавших его торс в разных местах. Первой в глаза бросалась жирная линия, пересекавшая шею. Несколько рваных, криво зашитых ран на животе. Ровные параллельные полосы на ребрах. И множество мелких, не так сильно выделявшихся на гладкой белой коже.

– Моя человеческая жизнь была короткой и очень насыщенной, – весело усмехнулся он. – Ну как, я стал менее красивым в твоих глазах?

Но вместо отвращения Аврора ощутила странный трепет. Утренний свет окутывал истерзанное тело, в котором, несмотря на все былые увечья, бурлила такая неутолимая жажда жизни и искрометного веселья, что происходящее больше напоминало волшебство, чем печальное откровение. Именно волшебство, выстроенное его волей, его силой и его легкостью.

Улыбка на лице Адама будто говорила, что все вокруг – суета сует, главное – живи.

– Ты ведь дилер, ты мог бы убрать их за мгновение.

– Мог бы, но не стал. Это моя память, и я не согласен от нее отказываться.

Аврора сама не заметила, как ее рука потянулась вперед. Ненадолго замерла над грудью, и все же решилась потрогать толстый шрам на шее.

– Так ты погиб? Тебе перерезали горло? – почему-то тихо спросила она.

– О нет, в тот раз мне дико повезло. Нож затронул только кожу, а рядом был хороший врач. – Его улыбка приобрела нежные ноты.

– Тогда как?

– Кристоф меня сжег, – безмятежно ответил Адам.

– Что?! Крис?

– Ну да, господин инквизитор отправил меня на костер как колдуна.

Неуловимая магия утра поблекла.

– За что?!

– Я был колдуном, пока не умер. Меня подставили и сдали в лапы инквизиции. Как видишь, шрамы от костра я решил не оставлять – когда я вернулся, я раздал все долги и закрыл эту историю.

– Крис…

– Аврора, как ты себе представляешь шестнадцатый век? Это были не самые легкие времена для ведьм. Да, пожалуй, вообще для всех. И Кристоф был нашим страшным кошмаром. Смешно, правда? Сначала сжигал ведьм, а после смерти научился «идти с ними на компромисс». – Адам рассмеялся. – Это долгая, невеселая история, и я не хочу портить такое чудесное утро рассказом о нашем славном друге.

Аврора оглядела остатки роскошного ужина-завтрака и поняла, что кусок в горло больше не полезет. Дилер без слов уловил ее настрой, сгреб бургеры назад в пакет и отставил на тумбочку.

– Ты совсем загрустила.

– Крис не рассказывал про свою человеческую жизнь. Как-то раз упомянул про инквизицию… Но я почему-то не думала, что, встреться мы на пятьсот лет раньше, он бы сжег меня, а не спасал.

– И ни единым мускулом бы не повел, поверь мне. Холодная, решительная скала, увешанная крестами. – Адам поморщился, но злости в его тоне не читалось. – А он тебя спас?

– Мать и отчим работали в паре хорошо ровно до тех пор, пока «работа» не пришла к ним на дом. Погибли они так же слаженно, как и работали. Но перед смертью мать успела набрать номер Криса в записной книжке. Он появился очень быстро. К тому моменту тварь еще не успела разделать меня полностью. – Она говорила обрывочно и без эмоций, с большими паузами. Как всегда, Аврора старалась не вдаваться в воспоминания, давно покрывшиеся пылью. И, как она хотела надеяться, мало значившие для ее жизни сейчас. – Мне было пять.

– Неприятно, – Адам кивнул, но не допустил в голос жалость и сочувствие, которых так боялась Аврора. И в благодарность она хмыкнула, подтянув под себя ноги на кровать. – А твой отец?

– Я его никогда не встречала. Видимо, ему неинтересно вариться во всей этой экзорцистике – вот и сбежал, пока не втянули. Не вписался в семейку.

– Я потерял своих в бойне в девять, – после короткой паузы сказал Адам.

– Вообще всех?

– Ага, – удивительная безмятежность вернулась в тон дилера. Он по-хозяйски развалился на кровати, так и не застегнув рубашку, отчего взгляд Авроры постоянно возвращался к шрамам на подтянутом торсе. Она снова захотела пройтись по ним рукой, но сдержала себя.

Адам поднял мечтательный взгляд к потолку и продолжил:

– Дома у меня тоже не осталось, его спалили, как и всю деревню. И я долго скитался по окраинам, побирался, выискивал объедки. Была зима, и очень хотелось есть.

– Как ты не замерз?

– Я был магом огня, – хихикнул дилер.

– Огня? Это не ты ли спалил свой дом?

– «Все изменилось, когда Народ Огня развязал войну», – рассмеялся Люциан, цитируя «Аватара: Легенду об Аанге». – Нет, конечно. Я рос в набожной семье и понятия не имел о магии, пока не остался один. Дар был слабым, но выживать мне здорово помогал. Я показывал фокусы детишкам за хлеб, пока, года через два, не добрался до Парижа. А там началась совсем другая жизнь…

– Каким он был тогда?

– Париж? Шумный, вонючий, огромный, сверкающий.