– Ты помогла мне вчера, хотя не должна была, – расправившись с половиной порции, вдруг произнес Шеридан, взявшись за стакан со свежевыжатым апельсиновым соком. – Часто подобным образом отвлекаешься от скуки? – он имел в виду рукопашный бой.

– Вообще никогда, – повела бровью я.

– Как рука? – он кивнул на мою правую руку, которой я сейчас удерживала вилку.

– Оу, да всё в порядке, – выдохнула я и поднесла сжатый кулак чуть ближе к своим глазам. Покраснение и посинение, конечно, есть, но видала я и более сбитые кулаки, на фоне которых мои ссадины показались бы незначительными царапинами. – И часто у вас здесь такое случается?

– Не так уж и часто, – слегка выпятил нижнюю губу Шеридан. – На самом деле даже редко. Зимой почаще бывает, когда сезонные работники торчат по барам и шатаются по улицам пьяными в хлам зомби, но в целом, нет, не часто.

Пока Шеридан вновь отвлекся на омлет, я незаметно и впервые осознанно попыталась его рассмотреть. Высокий и хорошо сложенный мужчина, явно тренирует своё тело тяжелыми весами, хотя я и не видела в этом доме гирь или гантель (наверное, на втором этаже хранит), он всегда выглядит уверенным в себе и определенно точно силён, как физически, о чем красноречиво говорят его бицепсы, так и морально, о чем не менее красноречиво говорят его близкие отношения с подростком сыном. Такие мужчины созданы, чтобы выносить и наносить любые удары. Любые…

Я снова задумалась о Роджере Галлахере, встреченном нами в больнице в день возвращения Камелии Фрост в сознание, которого в первый день моего приезда на место преступления я увидела стоящим на берегу реки и всматривающимся в водную гладь, и снова мне вспомнился Киран Шеридан, десятью минутами ранее нашей встречи с Галлахером выходящий из той же больницы, пятнадцатью минутами перед этим успевший сообщить своему отцу долгожданную новость. Неужели никак не связано?

– Как думаешь, у нас сегодня получится встретиться с Камелией Фрост? – отвела взгляд от ровных скул Шеридана я. – Хочу попробовать поговорить с этой девочкой еще раз и заодно повторно пообщаться с родителями погибших девочек и их родственниками. Вдруг кто-то из них вспомнил хоть что-то?

Шеридан многозначительно на меня посмотрел, но я не оторвала взгляда от своей тарелки. Посмотри я на него в этот момент, я наверняка смогла бы прочесть в его глазах немой вызов: “Даже не поверю в то, что ты забыла о штормовом предупреждении на сегодня”.

– Сейчас только начало девятого. Давай посмотрим, что ответит нам на этот вопрос погода ближе к девяти часам, – наконец выдал он.

Погодного ответа долго ждать не пришлось – он пришел уже спустя восемь минут после озвученного мной вопроса: за окном разразился град.

Град сменился дождем уже спустя какие-то пять минут после своего начала, но дождь, последовавший за ним, оказался страшнее града. За окном заливало так, как не лило даже накануне. Я определила это по тому, что из-за белой пелены дождя, повисшей за окнами гостиной комнаты, больше не было видно леса, до которого раньше, казалось, можно было дотянуться рукой. Деревьев теперь словно и вовсе не было, словно этот дом перенесли из непроходимого лесного массива на северный полюс и вокруг нас не осталось ни единого деревца – лишь бескрайняя белоснежная пустыня. Так продолжалось около часа, затем ливень немного стих, превратив свою белую стену в прозрачную, но начались сильные молнии и гром. В отличие от меня, впечатленной такой неприкрытой в своем величии стихией, Шеридан воспринимал происходящее как что-то обыкновенное, даже заурядное. Он сказал, что такие ливни случаются в этой местности минимум трижды за осень, но разве к подобному возможно привыкнуть?.. Неужели жители Маунтин Сайлэнс и вправду пресытились и видом своей величественной горы, и видами своих бурных рек и глубоких озер, и фантастической стеной леса, и этими невероятными, пробирающими до дрожи капризами природы и погоды? Живи я здесь хоть сотню лет, я бы не смогла всем этим перестать восхищаться даже на свой сотый день рождения. Природа в этой местности – это “Нечто” родом из мифических сказаний коренного населения Северной Америки, “Нечто” нерушимое и близкое к вечности. И это “Нечто” имеет свои лёгкие, своё дыхание, свои артерии в виде горных рек и озёр, свою душу, олицетворением которой является это по-особенному бескрайнее и чистое небо в по-новому, не так как везде, недосягаемой высоте.

Весь день мы проторчали в гостиной перед доской, которую усовершенствовали едва ли не до идеального состояния. Пока Шеридан покорно выполнял мои указания по поводу того, как именно должны на этой доске быть законспектированы уже известные нам факты и в каком именно месте, и порядке они должны располагаться, я не могла отделаться от странного чувства. Я думала, что Шеридан откажется переделывать доску под меня, откровенно говоря, где-то в глубине души я даже надеялась на то, что он начнет вставлять мне палки в колёса. Тогда бы я смогла заметить, где именно и на каком из пунктов, нанесенных на доску, он старается меня сбить с толку, и я обратила бы на этот пункт или даже пункты всё своё внимание, но вместо этого он просто покорно чертил всё так, как мне хотелось и, в конце концов, сделал несколько значительных вкладов в это дело, пронумеровав все пункты и выделив заголовки.

Да кого я обманываю: я, как агент ФБР, должна была рассматривать обоих Шериданов в качестве главных подозреваемых, однако этот же агент ФБР внутри меня громко и отчетливо говорил мне о том, что это самая настоящая чушь, и если я отвлекусь на эту чушь, тогда обязательно упущу истину. Нет, это точно никак не связано с Шериданом и его сыном, да и Галлахер сюда был притянут мной за ушли. Всё слишком натянуто, слишком туго…

– Знаешь, я думаю, что причину нужно искать в одной девочке…

– Зери Гвала, – не успела я договорить, как Шеридан обвел имя этой девочки маркером. – Она, в отличие от других погибших девушек, была найдена в багажнике и, согласно результатам экспертизы, погибла раньше остальных и при иных обстоятельствах. Думаю, нам необходимо начать делать первые ДНК-тесты, но только тихо, чтобы не навредить Пателям.

– Ты говоришь о том, что хочешь сделать анализ спермы Готама Пателя?

– И их мальчика, того, что на костылях.

– Если подобная информация просочится в общественные массы, эта семья может крупно пострадать.

– Я знаю. Шериф он же психолог, помнишь? Будем делать всё тихо. Патели сами будут заинтересованы в приватности данной информации, так что, думаю, из проблем у нас будет только их возмущение, а в нашей ситуации это самое малое, что можно счесть за проблему.

Упираясь правым предплечьем на подлокотник кресла, в котором я пыталась расслабиться последние полчаса – что у меня совсем не получалось, – я посмотрела на саднящие костяшки пальцев своей правой руки и гулко выдохнула.

– Знаешь что, предлагаю тайм-аут, – щелкнув колпачком маркера, вдруг выдал Шеридан. – Уже восемь часов, за весь день мы отвлеклись лишь трижды, и-то благодаря потребностям наших желудков питаться, правда, Вольт? – он потрепал стоящего рядом с ним пса по голове и тот радостно, и громко гавкнул в ответ, безумно завиляв хвостом. – Как ты относишься к вину?