Даже когда я несколько недель спустя вспоминаю ту ночь, меня начинает тошнить.

Это было неуклюже, несексуально и в целом ужасно, но это было сделано. Это произошло. Я сделала это. И такое больше никогда не повторится.

– Кто-то спрашивает тебя. – Я заканчиваю разливать воду со льдом в четыре стакана и поднимаю взгляд на Рейчел. – Какой-то парень. Стол номер одиннадцать.

Мое сердце неистово колотится, лицо словно окатывает жаром, потом оно немеет. Я не хочу давать пищу напрасным надеждам, поэтому запрещаю себе думать о том, о чем хочу думать, предполагать то, что хочу предположить.

Выглянув из раздаточной, я смотрю на указанный столик, и мой желудок скручивается в судороге отвращения.

Майлз.

Долбаный Майлз сидит за столиком номер одиннадцать, листает свой телефон и пытается небрежно окинуть взглядом зал, высматривая меня.

– Ты его знаешь? – спрашивает Рейчел. Выдохнув, я киваю.

– К несчастью.

– Что это ты так? Он выглядит милым… на этакий чудаковатый, забавный манер. – Рейчел изучает его издали. – Мне нравятся его очки.

– Это история на другой раз. – Я сгружаю воду на поднос и направляюсь в зал. Принеся стаканы клиентам, я высоко поднимаю голову и подхожу к одиннадцатому столику. – Майлз, доброе утро.

Он кладет телефон на стол экраном вниз и широко улыбается мне.

– Марица!

– Желаешь что-нибудь заказать? – спрашиваю я формально и безличностно. Вечером после той ночи, когда мы переспали – а это было несколько недель назад, – он позвонил мне.

А потом позвонил на следующий день.

И на следующий.

Его звонки делались все более редкими в течение пары недель, пока не прекратились совсем, и я с облегчением решила, что он, похоже, снова понял мой намек.

– Я неделями пытался связаться с тобой, – негромко говорит он, пытаясь улыбаться, невзирая на свое уязвленное «эго». Вздрогнув, я медленно выдыхаю.

– Мне очень жаль.

Видя жалобное выражение его лица, его щенячьи глаза и гаснущую улыбку, я чувствую себя огромным куском дерьма. Мне следовало быть взрослой и сразу же сказать ему, что я не чувствую к нему… ничего. Вместо этого я игнорировала его, поскольку не хотела причинить ему боль – и тем самым все равно ее причинила. Неверная логика. И это полностью моя вина.

– Мне не следовало игнорировать тебя, – говорю я, прижимая руку к груди. Я говорю это искренне. Я чувствую вину. Я знаю, что я ему нравлюсь, я переспала с ним и, вероятно, тем самым дала ему надежду, а потом стала динамить его. – Но я думаю, что нам следует просто остаться друзьями.

Он отводит от меня унылый взгляд и смотрит через стол на пустое место напротив. Постукивает пальцами по столу и ерзает на сиденье.

– Майлз, мне очень жаль, – повторяю я. Мне не хватает тонкости в подобных вещах, но я хочу принять на себя полную ответственность за то, что я устроила все это и сделала ему больно. В тот вечер выпивка лилась рекой, мы смеялись, и я думала только о том, что мне нужна быстрая разрядка, а секс есть секс… но в пьяном угаре я не остановилась, чтобы подумать о том, что у нас с Майлзом может быть разное отношение к этому.

Он складывает меню и отодвигает на другой край стола, тяжело вздыхая.

– Верно. Я и в первый раз тебя услышал.

– Может быть, поговорим об этом как-нибудь потом? – спрашиваю я, оглядываясь на человека за соседним столиком – тот уже с минуту пытается привлечь мое внимание. – Когда я не буду на работе.

Майлз плотно сжимает губы.

– Звучит совершенно бессмысленно. – Встав с места, он останавливается напротив меня, запах его дорогого одеколона наполняет мое личное пространство. – Видимо, до встречи.

Он уходит.

Я чувствую себя полным дерьмом.

Мысленно отмахнувшись от всего этого, я подхожу к соседнему столику, наливаю мужчине еще порцию кофе, потом возвращаюсь в раздаточную.

– Что это было? – спрашивает Рейчел, наливая в стакан апельсинового сока. – Почему он ушел?

Сделав глубокий вдох, я смотрю на часы.

– Он уже некоторое время как запал на меня. Несколько недель назад мы переспали, а потом я стала динамить его.

Ее алые губы складываются в кривую улыбку.

– Ты ужасно плохая девушка.

– Я не плохая, я жестокая.

– Не-а. Ты не жестокая, ты просто слишком сурово к себе относишься. Мужчины постоянно делают такие подлянки. А мы, сделав что-то подобное однажды, потом по нескольку месяцев грызем себя, – говорит она. – Брось это, солнышко. Он это переживет, как все они. И давай не сбрасывать со счета то, что ты динамила его, а ему хватило духу явиться к тебе на работу, чтобы получить твое внимание. С ним что-то не так, поэтому не ешь себя с хвоста, ладно? Ты не смогла идеально справиться с этой ситуацией, но и он не справился тоже. Понимаешь? Вы квиты.

Вздохнув, я отвечаю:

– Я люблю тебя, Рейч.

– Я тоже тебя люблю, Риц. – Она коротко обнимает меня за плечи, потом берет поднос с апельсиновым соком и направляется к седьмому столику.

Остаток утра смазывается в единое пятно, и это даже неплохо. Мы переживаем обычный «час пик» в восемь утра, потом подъезжает туристический автобус, полный пенсионеров, которые прибыли из самого Рено, чтобы отведать наших знаменитых блинчиков с корицей.

Ближе к вечеру я возвращаюсь домой с ноющими ногами и непрекращающейся зевотой. Я уже собираюсь провести остаток дня на диване в виде овоща, когда Мелроуз пишет мне и просит выгулять Мерфи.

Я стягиваю с себя одеяло с узором в виде зебровой шкуры, сползаю с дивана и зову самого балованного в мире мопса, одновременно снимая с крючка возле двери его поводок. Раздается перестук когтей по плитке и звяканье жетонов на ошейнике, а секунду спустя песик пытается запрыгнуть мне на руки. Я прицепляю поводок к его ошейнику и направляюсь наружу. Выйдя за ворота, я оказываюсь возле почтового ящика.

Я сую руку внутрь и достаю небольшую стопку спама, счета и последний номер «Vogue» – его выписывает Мелроуз.

Мерфи мочится на ствол ближайшей пальмы.

Жизнь продолжается.

Сегодня я едва не погиб. Конечно, этот риск всегда присутствует здесь, в стране авианалетов, наземных мин и взрывников-смертников, но это было другое. Сегодня были ранены четырнадцать моих человек. У меня на глазах.

Но один из нас, рядовой Натаниэль Янссон, заплатил окончательную цену.

Войне плевать, сколько тебе лет и насколько ты отважен. Войне плевать, насколько упорно ты работаешь и насколько сильно любишь свою родину. Войне плевать, ждет ли тебя дома женщина и сколько месяцев осталось до рождения твоего первого ребенка.