…В кабинете она выпила стакан холодного вишневого компота, который ей принесли с кухни, и пригласила к себе Крымова, беседовавшего внизу, в холле, с теми отдыхающими, кто более-менее был знаком с Зинченко.

– Женя, я пропала? Что теперь со мной будет?

– А при чем здесь ты? – удивился Крымов, ободряюще обнимая ее за плечи и целуя в макушку. – Откуда ты могла знать, сколько скелетов хранится в шкафах твоих постояльцев? У тебя здесь отдыхают люди, о которых ты не знаешь вообще ничего. И, расскажи я тебе о них то, что известно мне, у тебя просто волосы дыбом встанут. Ведь все они – крупные директора, финансисты, экономисты, политики, мать их, чиновники, представители реальной власти в стране… Как ты думаешь, почему они отдыхают у тебя, в этом тихом лесу на берегу Волги? Да потому что им надоело дышать тем зловонием, которое источают их собственные души, им хочется свежего воздуха, хочется смыть с себя в волжской водичке кровь, моя милая… Откуда тебе знать происхождение их начального капитала и сколько у них за спиной заказных убийств? Ты телевизор хоть изредка смотришь?

– Изредка, – призналась Алиса. – Компот будешь?

– Буду. Я понимаю тебя, и среди твоих гостей встречаются нормальные люди, но очень мало, поверь мне… Это же система. Замкнутый круг.

– Ты хочешь сказать, что я принимаю у себя воров и бандитов, да еще и держусь за свой бизнес, да? Ты осуждаешь меня за это?

Крымов погладил руку Алисы.

– Ты красивая женщина, Алиса, и умная, а потому должна понять, что ты здесь совсем ни при чем… Ты – хозяйка пансионата и прекрасно справляешься со своей работой. У тебя все отлично налажено, хороший коллектив, тебя уважают… А то, чего мы коснулись, называется – политика. Это занятие для мужчин.

– Но Зинченко – это не политика. Однако из-за него я могу потерять своих постоянных клиентов.

– Зинченко – это твой несчастный случай. И твои клиенты должны понимать это. Надо забыть эту историю и продолжать жить дальше. Зинченко заплатил за все сполна. Лариса, слава богу, осталась жива…

– Да, Женя, хотела поблагодарить тебя за твой ночной звонок. Спасибо, что предупредил, что она жива и может приехать сюда, иначе сегодняшнее утро могло было быть для меня последним… Хотя даже после твоего звонка услышать ее голос за дверью было для меня большим испытанием. Но она молодец, сильный человек… Да, кстати, ты рассказал мне, что по ошибке Зинченко убил ее подругу, Машу, которая испекла этот страшный торт… Я уже позже вспомнила ее. Только для меня она была Марией Аркадьевной. Я же была знакома с ней. Она у нас была нарасхват, особенно когда речь шла о каком-то пышном торжестве. Я же сама лично заказывала ей ореховый торт в форме беличьего гнезда, с белками… А однажды я была в гостях у одной своей подруги, Тамары, так не сразу и поняла, что букет ирисов, который внесли в комнату, тоже оказался тортом. Роскошный букет ирисов… А вы не выяснили, кто заказал ей тот, ее последний торт?

– Выяснили, конечно. Но это – тайна… Ну что, я тебя немного успокоил? Тебе надо собраться с силами, ведь именно от тебя сейчас зависит, вернутся к тебе твои отдыхающие или нет. Выйди к ним, поговори, устрой поминальный обед в память Кати Монастырской, объясни ситуацию с Ларисой, чтобы они не шарахались от нее… Но работать здесь, как я понял, она уже не будет.

– Да, она сказала мне, что выходит замуж за Горного. Что ж, отличная партия. Я бы и сама за него вышла… А что у тебя с Земцовой?

– С Земцовой? – Крымов пожал плечами. – У меня-то с ней – все, а вот у нее со мной – ничего. Кажется, она бросила меня, Алиса.

– Может, мне тебя подобрать?

– Ты не справишься со мной, тебе будет трудно. Человек я невозможный во всех отношениях. К тому же скоро уеду.

– Человек мира? – Она улыбнулась ему усталой улыбкой, жалея о том, что предложила себя. Быть отвергнутой – только этого ей сейчас и не хватало.

– Я – человек-разрушитель, вот это будет более правильно. А масштабы здесь ни при чем. Везде живут люди, в чем-то похожие друг на друга, и проблемы у них тоже схожие. Меня нанимают, чтобы кого-то разыскать, кому-то что-то передать, о ком-то собрать информацию, с кого-то что-то получить. Иногда я влипаю в куда более неприятные истории, нежели ты сейчас, и мне приходится уносить ноги. Знала бы ты, сколько раз меня подставляли. Платили деньги, чтобы подставить… Но стоит мне отойти от дел, вернуться к письменному столу, чтобы все это описать, как меня вдруг охватывает такая тоска, что хоть волком вой! Вот и сейчас приехал сюда, чтобы закончить книгу, но запил, рассиропился-разлимонился, раскис… Хорошо, Шубин впряг меня в расследование, я немного ожил, может, и помог ему в чем-то. Но мне очень не хватает Юли.

– А где она? В Париже?

– Да, делает вид, что вышла замуж за моего лучшего друга Патрика. Он, конечно, мужик хороший, надежный, не чета мне, любит ее, это я и так знал… Но не знал, что все может зайти так далеко! Представь себе мое состояние, когда я, вернувшись сюда накануне Восьмого марта в надежде встретиться с семьей, нашел лишь опустевший и остывший дом… – И Крымов, на которого нахлынули тяжелые воспоминания, принялся изливать Алисе душу.

Горный сдержал свое слово и сполна расплатился с агентством – так он был счастлив, что Ларисе уже больше ничто не угрожает и они смогут теперь наконец спокойно жить, наслаждаясь друг другом и покоем. Зато Минкин весь извелся, считая, что Михаилу не следовало платить Шубину так много, тем более что «Лариса сама обезвредила преступника» и что если он и дальше будет так же разбрасываться деньгами, то скоро разорится. Таня Бескровная, с которой он стал встречаться все чаще и чаще, даже сам не замечая, что не может без нее уже ни пообедать, ни поужинать, даже вспылила однажды, когда Виталий, забывшись, что сидит в ресторане с девушкой, имеющей самое непосредственное отношение к агентству и тому непомерно большому гонорару, что она сама себе, по сути, и назначила, снова начал объяснять по телефону Горному, какой он болван.

– Минкин, что ты так расстраиваешься? Ведь часть этих денег принадлежит теперь мне, а не кому-то чужому. Ты должен радоваться, что твоя девушка хорошо зарабатывает, а ты уже замучил бедолагу Горного из-за каких-то несчастных долларов… Да пропади они пропадом!

Минкин сунул телефон в карман и уставился на Таню, словно не понимая, о чем она ему говорит. А потом расхохотался до слез.

– Слушай, ну это надо так, а? Ну не идиот Минкин? Ты сидишь напротив меня, а я тут воспитываю Горного…

– Ты жадный и противный.

– Неправда. Просто меня так воспитывали. Я всегда считаю деньги и время. Поэтому у меня везде такой порядочек. Ты же была у меня дома?

– Ну… была, – порозовела Таня.

– Видела, как у меня там…

– Помню только спальню, там обои – в цветочек. – Она закатила глаза и, дурачась, застонала. – Еще кровать… новую… От спинки лаком пахнет…