Завтра утром, радость моя, — резюмировала откровеннаядама, — ты со своей, так сказать, мужской девственностью отправишься кдостопочтенному архиепископу Лиона, который платит мне пятьдесят луидоров заштуку. Не вздумай оказать сопротивление хрупким и своенравным желаниямдобрейшего прелата, иначе они испарятся бесследно при малейшем намеке наупрямство с твоей стороны. Учти, что вовсе не твои чары, а только беспрекословноепослушание будет залогом твоего успеха, а если старый сквалыга не найдет в тебепокорную рабыню, ты добьешься от него не больше, чем от мраморной статуи.

Получив подробные наставления относительно роли, которую мнепредстояло сыграть, наутро, в девять часов, я была в аббатстве Сен-Виктуар,где, бывая проездом в Париже, останавливался святой муж. Он ожидал меня впостели.

Когда я вошла, он повернулся к очень красивой женщине леттридцати, которая, как я догадалась, служила кем-то вроде распорядителя при сладострастныхшалостях монсеньора.

— Мадам Лакруа, будьте добры подвести эту девочкупоближе. — Потом некоторое время пристально меня рассматривал. —М-да, совсем неплохо, даже весьма неплохо. Сколько тебе лет, мой маленькийхерувим?

— Пятнадцать с половиной, монсеньор.

— Ну что ж, тогда вы можете раздеть ее, мадам Лакруа.Прошу вас быть внимательной и принять все обычные меры предосторожности.

Только когда на мне из одежды ничего не осталось, я поняласмысл этих предосторожностей. Благочестивый поклонник Содома, больше всегоопасавшийся, как бы женские прелести, те, что ниже живота, не испортиликартины, которую он старательно предвкушал, требовал, чтобы эти притягательныеместа были полностью скрыты от его взора, чтобы не было даже намека на ихналичие. И действительно, мадам Лакруа настолько тщательно запеленала меня, чтоне осталось никаких признаков моих чресл. После этого услужливая дама подвеламеня к кровати монсеньора.

— Попку, мадам, попку, — произнес он, —умоляю вас, только попку. Погодите-ка: вы сделали все как надо?

— Все в порядке, монсеньор, и ваше преосвященствоубедится, что перед ним именно тот предмет, какой он желает видеть, что в егополном распоряжении будет самая очаровательная девственная попочка, какую емуприходилось обнимать.

— Да, да, клянусь честью, — бормоталмонсеньор, — она довольно мило слеплена. А теперь отойдите в сторону: яхочу немного поиграть с ней. Лакруа наклонила меня немного вперед, так, чтобыуважаемый архиепископ мог вдоволь лобызать мои ягодицы, и он, блаженно пыхтя, счетверть часа терся и тыкался в них своим лицом. Можете не сомневаться, чтосамая распространенная ласка, которой предаются мужчины-подобного вкуса икоторая заключается в том, что язык глубоко-глубоко проникает в задний проход,была главным моментом в обычной программе архиепископа, а в какой-то моментпроявилось его, в высшей степени необъяснимое, отвращение к близлежащемуотверстию, когда мои нижние губки обнажились — совсем чуть-чуть, — и егоязык по чистой случайности скользнул между ними. Он молниеносно отпрянул,оттолкнул меня с выражением такого сильного негодования и презрения, что, будья его постоянной любовницей, меня бы вышвырнули за двадцать лиг от егопреосвященства. Когда была завершена предварительная процедура, Лакруаразделась, и монсеньор поднялся с постели.

— Дитя, — сказал он, укладывая меня в положение,требуемое для его удовольствия, — надеюсь, ты получила совет, как себявести. Покорность и послушание — вот два качества, которые мы ценим превышевсего.

Глядя ему прямо в глаза с чистосердечным и кроткимвыражением, я заверила монсеньора, что ему не придется приказывать дважды.

— Очень хорошо, будем надеяться. Ибо малейшеенеповиновение огорчит меня безмерно, а если учесть, с каким трудом янастраиваюсь, ты поймешь, каково будет мое отчаяние, если ты будешьнедостаточно усердна и сведешь все наши усилия на нет. Мне больше нечегодобавить. Мадам Лакруа, смажьте как следует проход и постарайтесь направить мойчлен в нужное место. Как только у нас это получится, мы попробуем продержатьсянекоторое время и оттянуть кульминацию, которая вознаградит нас за все этидьявольски утомительные хлопоты.

Любезная мадам Лакруа, казалось, была готова свернуть горы —настолько она сосредоточилась. Однако архиепископ был еще не совсем готов, ипрошло несколько минут, прежде чем мое безоговорочное смирение, а также умелыедействия Лакруа, наконец, увенчались успехом.

— Вот, кажется, все в порядке, — сказал святойотец. — Честное слово, я давно не ощущал в себе столько сил, воистину, этонепорочная и девственная попочка, будь я проклят, если это не так. А теперь,Лакруа, ступайте на свое место, ибо все говорит о том, что семя мое вот-вотпрольется в этот благословенный сосуд.

Это был сигнал. Мадам Лакруа позвонила, и тут же появиласьвторая женщина, лица которой я даже не успела заметить. Она быстро закатиларукава, взяла в руку связку розог и начала обрабатывать святейший зад, в этовремя Лакруа, одним прыжком оседлав меня, наклонилась вперед и подставила своироскошные ягодицы бесстыдному содомиту, который прильнул к ним лицом. Оченьскоро, доведенный до предела столь причудливым сочетанием возбуждающихэлементов, он впрыснул в мое чрево обильную порцию нектара, а его судорожныерывки в эти мгновения совпадали с хлесткими ударами, терзавшими его зад.

Все было кончено. Выжатый, как губка, монсеньор сновазабрался в свою постель. Ему подали утренний шоколад, распорядительница оделасьи приказала мне следовать за второй женщиной, которая своей сильной жилистойрукой указала мне на дверь, сунула в ладонь пятьдесят луидоров для Дювержье и вдва раза больше для меня, посадила меня в экипаж и велела кучеру доставитьдомой.

На следующий день моим клиентом оказался пятидесятилетнийстарик, очень бледный и с очень мрачным взглядом. Вид его не предвещал ничегохорошего.

Прежде чем отвести меня в его апартаменты, Дювержье строгопредупредила, что этому человеку нельзя ни в чем отказывать. «Это один излучших моих клиентов, и если ты его разочаруешь, мои дела окончательно будутподорваны».

Человек этот тоже занимался содомией. После обычнойподготовки он перевернул меня на живот, разложил на кровати и приготовилсяприступить к делу. Его руки крепко вцепились мне в ягодицы и растянули их вразные стороны. Он уже пришел в экстаз при виде маленькой сладкой норки, ивдруг мне показалось очень странным, что он как будто прячется от моего взглядаили старается скрыть свой член. Неожиданно, будто обожженная нехорошимпредчувствием, я резко обернулась, и что бы вы думали, я увидела? Великий Боже!Моим глазам предстало нечто, сплошь покрытое гнойничками… Синеватые сочащиесяязвочки — жуткие, отвратительные красноречивые признаки венерической болезни,которая пожирала это мерзкое тело.

— Вы с ума сошли! — закричала я. — Взглянитена себя! Вы хоть знаете, что это такое? Вы же меня погубите!