– Я всего лишь сказала, что мне надоело таскать ее повсюду с собой! Я же не говорила, что она волшебная!

– О, ради всех змей, Агата! – воскликнул папа.

Мама ужасно разозлилась:

– Велби, ты обязан это сделать.

И папа направил на меня свою волшебную палочку:

– Отказать всем об Уотфорде!

Это очень серьезное заклинание. Лишь членам Ковена позволено его использовать. Но я полагаю, ситуация была достаточно серьезной: если ты расскажешь нормалам о магии, то их найдут и очистят память. А если не получится, то тебе придется уехать.

И теперь Минти думает – мы познакомились в начальной школе, и это ее настоящее имя, правда здорово? – что я хожу в сверхрелигиозную частную школу, в которой запрещен Интернет. В принципе, это недалеко от истины.

Магия и есть наша религия.

Вот только с разницей, что в магию невозможно не верить или слепо следовать традициям на Пасху и Рождество. Вся твоя жизнь вращается вокруг магии. Если ты рожден с даром, то это навсегда и ты обязан жить среди других волшебников и участвовать в нескончаемых войнах, хотя даже неизвестно, когда они начались.

Но конечно, я не обсуждаю этого с родителями. Или с Саймоном и Пенни.

Отказать всем чувствам!

Баз в одиночестве идет через двор. С момента его возвращения мы не разговаривали.

Наверное, мы никогда толком не разговаривали. Даже в тот раз в Лесу. Саймон появился раньше, чем мы смогли пообщаться, а потом так же внезапно исчез.

Если ты считаешь, что можешь обойтись без Саймона, он обязательно появится, будто напоминая, что в этой трагедии все остальные – лишь второстепенные персонажи.

Когда в тот день Саймон и Пенни исчезли, Баз отпустил мои руки:

– Что, черт побери, сейчас случилось со Сноу?!

Это были последние слова, которые он сказал мне.

Но Баз по-прежнему бросает на меня взгляды в столовой. Это выводит Саймона из себя. Сегодня утром он не на шутку разозлился и швырнул вилку на стол. А когда я посмотрела на База, тот подмигнул.

Сейчас же я пытаюсь догнать его. В лучах заходящего солнца сероватая кожа База приобретает теплый оттенок. А мои волосы, наверное, пылают огнем.

– Бэзил, – спокойно произношу я и улыбаюсь так, словно его имя хранит в себе тайну.

Он слегка поворачивает ко мне голову:

– Веллбилав. – Голос у него уставший.

– Мы не разговаривали с твоего возвращения.

– А раньше мы разговаривали?

– Не так много, как хотелось бы, – осмеливаюсь сказать я.

Он вздыхает:

– Кроули, Веллбилав, есть способ и получше, чтобы привлечь внимание родителей.

– Что?

– Ничего, – говорит он не останавливаясь.

– Баз, но я думала, тебе нужно с кем-нибудь поговорить.

– Нет, у меня все хорошо.

– Но…

Он останавливается и вздыхает, потирая глаза:

– Слушай… Агата. Мы оба знаем: из-за чего бы вы ни повздорили со Сноу, вскоре вы помиритесь и вновь будете строить свое золотое будущее. Не усложняй ситуацию.

– Но мы не…

Баз идет дальше, слегка прихрамывая. Может, поэтому он не играет в футбол. Я иду следом.

– Может, мне не нужно золотое будущее, – говорю я.

– Дай знать, когда выяснишь, как перехитрить судьбу.

Он идет так быстро, как только может при своей хромоте. Ни к чему мне бежать следом – это будет выглядеть нелепо.

– Может, мне хочется чего-то более интересного! – кричу я ему в спину.

– Во мне нет ничего интересного! – не оборачиваясь, кричит он в ответ. – Я не подхожу тебе. Уясни это.

Я закусываю нижнюю губу, удерживаясь от желания обхватить себя руками, как шестилетний ребенок.

Откуда он знает, что не подходит мне?

Почему все кругом считают, будто знают, что мне нужно?

Баз

Сноу пялится на меня весь день, и так уже несколько недель, а я совершенно не готов к этому. Может, тетя Фиона права: мне стоило подольше задержаться дома и отдохнуть. Чувствую я себя как мешок с дерьмом.

Я не могу насытиться и не могу согреться, а прошлой ночью в Катакомбах на меня даже напали. Там внизу чертовски темно. И хотя я вижу в темноте, мне показалось, что я снова в том мерзком гробу у тугодумов.

Я не смог остаться в подземелье ни секунды больше. Поймал шесть крыс, разбил им головы об пол, завязал хвосты в узел, потом забрал с собой наверх и высосал их кровь во дворе при свете звезд. С таким же успехом я мог выгравировать на стенах школы, что я вампир. Во имя Кроули, вампир, который боится темноты.

Тушки крыс я бросил мервульфам. Они хуже крыс. Я бы высосал их всех, если бы после них во рту не оставалось такого дурного привкуса на несколько недель. Тухлятины и рыбы.

Потом девять часов кряду я проспал как убитый, и этого показалось мало. С обеда я никак не могу проснуться, и у меня даже нет возможности подняться к себе в комнату, чтобы вздремнуть. Наверняка Сноу будет сидеть напротив меня и пялиться.

С тех пор как я вернулся, он преследует меня повсюду. Он не был таким упорным с пятого курса. Вчера он даже пошел за мной в мужской туалет и сделал вид, что ему нужно вымыть руки.

У меня нет сил на все это.

Чувствую, будто мне снова пятнадцать. Тогда я был готов сдаться, если он приблизится, – поцеловать или укусить. Я пережил тот год лишь потому, что так и не смог решить, какой вариант закончит мои страдания.

Может, стоило попробовать, и мои страдания прекратил бы сам Сноу.

Об этом я фантазировал с пятого курса: о поцелуях, крови и Сноу, освобождающем мир от меня.

Днем я понаблюдал за футбольной тренировкой, найдя предлог посидеть в сторонке, а когда все направились на ужин, ускользнул от команды.

Веллбилав перехватывает меня во дворе и пытается затянуть в свою девичью мелодраму, но сейчас мне не до романтических терзаний. Я слышал, как мисс Поссибелф сказала, что завтра Маг возвращается в Уотфорд, а я так и не проник к нему в кабинет. Потому что затея идиотская. Но если я поднимусь туда и что-нибудь возьму, тетя Фиона отстанет от меня хоть на какое-то время.

Я несусь к Плачущей Башне и, минуя спиральную лестницу, поднимаюсь на служебном лифте до самого верха.

Иду к покоям директора. Когда мама была директрисой, я, совсем еще кроха, жил здесь вместе с ней. Почти каждые выходные приезжал отец, а летом мы все вместе ездили в наш особняк в Гемпшире.

Мама разрешала мне играть у себя в кабинете, пока работала. Она заходила за мной в детскую комнату, а потом я собирал лего у нее на ковре.