Моя мать вернулась.

Вернулась ради меня.

Но почему она не смогла найти меня?

Может, призраки не видят сквозь гроб.

Может, она не увидела меня, потому что я не совсем живой. Увижу ли я ее, когда Саймон наконец меня прикончит?

А он это сделает…

Сноу совершит то, что требуется.

Я остаюсь в Катакомбах, пока не наедаюсь досыта. Пока не успокаиваюсь. Пока не устаю смотреть на фотографию самого себя. Счастливого, пухлого малыша, наполненного кровью.

Пока не прекращаю плакать.

Я думал, что после обращения потеряю эту способность. Но я по-прежнему мочусь и по-прежнему плачу. По-прежнему теряю жидкость.

Я не знаю, как именно это работает и что значит быть вампиром: мои родные не подпускают меня к магическому доктору, а я не болею простудой и не нуждаюсь в прививках.

Цветы, которые я оставил возле маминой гробницы, завяли. Я произношу заклинание «Апрельские цветы!», и они вновь распускаются. Это отнимает больше магии, чем я могу сейчас осилить, – цветы и насыщение отнимают мою жизненную энергию, и мне приходится прислониться к стене.

Я так устал, что не могу поднять голову. А левая нога еще не совсем восстановилась после пребывания у тугодумов: она немеет. Бью пяткой о каменный пол, вызывая слабые ощущения.

Если мама пересекла Завесу, значит она ушла не насовсем. Она не здесь, не может увидеть меня, но и не там, где должна быть после смерти. Ее душа застряла между мирами.

Как мне помочь ей?

Найти Никодемуса? Может, это он натравил на нас вампиров? Мне всегда говорили, что вампиров послал Тоскливиус.

Даже Фиона так считает. Ведь Тоскливиус насылает на Уотфорд всю прочую нечисть…

Когда я добираюсь до нашей башни, то еле чувствую ногу: приходится опираться на правую, а левую волочить за собой, и так всю лестницу. Банс уже покинула нашу комнату. Сноу в постели, окна открыты. Он принял душ. Сноу пользуется мылом, которое выдают здесь, – когда он чистый, то пахнет лекарствами.

У меня нет сил умываться или переодеваться. Раздеваюсь до майки и трусов и забираюсь в кровать. Чувствую себя хуже смерти. Лишенный всякого тепла.

Как только устраиваюсь под одеялом, я закрываю глаза и запрещаю себе плакать. Сноу вдруг прокашливается. Значит, не спит. Я не заплачу.

– Я помогу тебе, – говорит он.

Так тихо, что услышать может лишь вампир.

– Поможешь с чем?

– Найти того, кто убил твою мать.

– Зачем?

Он переворачивается на бок, лицом к моей кровати. В темноте я отлично его вижу.

А он меня нет.

Сноу пожимает плечами:

– Затем, что они напали на Уотфорд. – (Я отворачиваюсь.) – Затем, что она была твоей матерью, – говорит он. – И они убили ее на твоих глазах. Это… это неправильно.

Люси

Завеса опускается, тянет нас обратно, но она не может добраться до меня.

Вряд ли от меня много что осталось. Забавно, когда в тебе недостаточно жизни, чтобы быть по-настоящему мертвым. Чтобы прорваться вперед или уйти назад.

Лучше я останусь здесь.

Буду говорить с тобой, даже если ты не слышишь. Даже если я не вижу тебя. В какой-то момент мне казалось, что я способна на это. Что ты услышал меня.

Я остаюсь. Я дрейфую. Проскальзываю сквозь пол, который меня не держит. Просачиваюсь сквозь стены, которые меня не останавливают. Мир вокруг серый и полный теней.

Я рассказываю им свою историю.

Саймон

Когда я просыпаюсь, Баз уже почти оделся.

Он стоит возле окон – закрыл их, хотя внутри слишком жарко, – и завязывает галстук, глядя на свое отражение.

Для парня у него очень длинные волосы. Когда он играет в футбол, они падают ему на глаза и щеки. После душа он зачесывает их назад, поэтому утром всегда выглядит как гангстер – или вампир из черно-белого кино, с этим его вдовьим мыском.

Интересно, что никто не знает про тайну База, ведь он так похож на вампира. Наверное, даже слишком, чтобы уличить его в этом. Правда прямо у всех перед носом. А у База длинный тонкий нос. Начинается он слишком высоко, чуть ли не между бровями. Иногда мне хочется стянуть его нос немного вниз. Конечно, это не сработает. А еще немного искривлен книзу – моя заслуга.

Не знаю, с чего начнется наше утро.

Я же обещал помочь Базу выяснить, что случилось с его мамой. Нужно ли начать прямо сейчас? Или же он вспомнит о моем обещании через много лет, когда я уже забуду о нем?

И мы же по-прежнему враги, так? До сих пор ли он хочет убить меня?

Возможно, Баз бросит эти попытки, пока я не помогу ему с мамой. Эта мысль обнадеживает.

Баз последний раз затягивает узел на галстуке, потом поворачивается ко мне, надевая куртку:

– Ты не отвертишься.

Я сажусь:

– Что?

– Не вздумай притворяться, что прошлая ночь мне приснилась или что ты говорил не всерьез. Ты поможешь мне отомстить за смерть моей матери.

– О мести речи не было! – Я сбрасываю одеяла и встаю, обеими руками проводя по волосам. После сна они всегда спутанные. – Я сказал, что помогу найти ее убийцу.

– Сноу, это означает помочь мне. А как только я все выясню, то убью этого человека.

– Здесь я тебе не помощник.

– Ты уже помогаешь, – говорит Баз, вешая рюкзак на плечо.

– Что?

– Начинаем сейчас, – говорит мой сосед, указывая на пол. – Начинаем все прямо сейчас. Это наша первоочередная цель. – Он направляется к двери.

Хочу возразить:

– Что… – (Баз останавливается, фыркает, потом поворачивается ко мне.) – А что со всем остальным? – спрашиваю я.

– С чем остальным? Ты про учебу? Мы по-прежнему можем ходить на занятия.

– Нет, – рычу я. – Ты знаешь, о чем я. – Я думаю о последних семи годах своей жизни. О каждой пустой угрозе База и каждой реальной. – Ты хочешь, чтобы я работал над этим вместе с тобой, но… ты также хочешь столкнуть меня с лестницы.

– Хорошо. Обещаю не сталкивать тебя с лестницы, пока мы во всем не разберемся.

– Серьезно, – говорю я. – Я не смогу помочь, если ты постоянно будешь меня подставлять.

– Думаешь, это подстава? – ухмыляется он. – Я вернул свою мать из мира мертвых, чтобы разобраться с тобой?

– Нет.

– Перемирие, – говорит он.