Он выжидал, пока я съем немного, а потом коротко командовал:

— Поговори.

Это означало, что я должна говорить на общем языке. А он слушал, иногда просил повторить какие-то слова и фразы.

Я пробовала его разговорить, упирая на то, что ему нужна практика. Но он ограничивался краткими ответами. Из крупиц и намеков мне удалось понять, что он владеет месторождением элемента, который здесь использовался для производства топлива. И весь поселок занят на добыче.

После ужина Ворон провожал меня в свою спальню, и я отправлялась в ванную проводить «ритуал омовения». К счастью, Ворон не делал никаких попыток присоединиться или оставить меня в своей постели на ночь. Хотя я чувствовала его интерес. Все эти как будто случайные прикосновения, когда он возвращал меня в мою камеру.

Следующим пунктом моего устоявшегося распорядка был сон, полный кошмаров, рваный и тревожный. Он не возвращал силы, а наоборот, изматывал.

На шестой день, стоило мне открыть глаза, как на меня липкой волной накатил страх. Очень плохое предчувствие. Даже дыхание перехватило.

Я решила обойтись без бубна и дожидалась Ворона, сидя на кровати, поджав ноги. В отличие от меня он выспался и был бодр. Даже его амулеты радостно позвякивали на шее. Это раздражало.

«Хозяин» торопился, он не стал заходить в комнату старика, а ушел сразу же, стоило мне переступить порог дома.

Я прислушалась. Ворон раздавал указания своим людям.

— Это ты, ведьма? Заходи, Марта!

Надо же, запомнил все-таки, как меня зовут. Я прошла вперед и оторопела. Старик не лежал, он сидел за столом и что-то быстро писал.

— Э-э-э… — только и могла сказать я.

— Чувствую себя превосходно, — глубоким голосом сказал он. — Я не доверяю колдовству и не люблю твою породу, но должен признать, результат впечатляет. Я совсем разваливался. Меня зовут Гринк.

Он поднялся и протянул мне руку. Рукопожатие получилось уверенным и сильным.

Сказать, что я была потрясена — ничего не сказать. На самом деле, то, что я видела, было невозможным. Как?

— Садись, — Гринк махнул рукой.

Какое-то время он молча писал, а я смотрела, не находя слов. Мужчина выглядел здоровым.

— Значит, ты иномирянка? — как бы между прочим спросил он.

— Да! — горячо подтвердила я. — Мы потерпели крушение. Приземлились в спасательной капсуле. А потом меня продали.

— Сочувствую, — отозвался он, хотя в его голосе не было ни капли сочувствия. — Но тебе повезло, что ты попала к Ворону. Нам всем повезло.

В зеленых глазах плескались искорки веселья, но я никак не могла разделить его настроение.

— Ворон — хороший мальчик. Он прекрасный лидер и умен. Правда, увлекается всей этой… магией, — старик презрительно выплюнул это слово.

— Как такое возможно, что на цивилизованной планете людей покупают и продают? — спросила я, пользуясь неожиданной словоохотливостью своего пациента.

— А цивилизованность у нас отняли, — ядовито сказал он, отложил стилус и посмотрел на меня исподлобья. — Да, именно так, отняли!

Он начал заводиться.

— Кто?

— Коперник, — старик взревел так, что задребезжали окна.

— Где? — я заозиралась, ожидая увидеть капитана.

Он все-таки пришел. Сердце радостно забилось.

А я в нем сомневалась. У него, определенно, есть недостатки, но он же вернулся за мной на пиратском корабле.

— Это он во всем виноват! — заявил Гринк.

— В чем виноват? — не поняла я. — Что он успел сделать? И где он?

— Он-то улетел, а вот мы остались здесь.

Я забыла, как дышать.

— Как улетел?! — мой голос дрожал.

— Сначала он взорвал все, что хоть как-то относилось к космической индустрии. Даже заводы протопластика превратились в дым. И фьють!

Нет, это, конечно, вполне похоже на Коперника, но как он успел нанести такие разрушения всего за пять дней?

Что-то старик бредит.

— А потом проклятые предатели вывезли всех ученых, инженеров, кто хотел сотрудничать с «прогрессивными» мирами, — выплюнул он с презрением. — Межмирный альянс принял беженцев с Цитры с распростертыми объятиями. Сейчас они, скорее всего, живут в комфортных условиях, пользуются медициной. Наверняка потешаются над теми, кто решил остаться. Ждут, когда мы окончательно вернемся в варварство, и потом… просто спокойно начнут использовать планету.

— Эм-м… я не понимаю, откуда у него корабль? Каких ученых?

Я не могла унять дрожь в руках.

— Ладно, — сказал старик. — У меня нет времени вводить тебя в новейшую историю Цитры, но я все равно расскажу. Раз уж тебе здесь жить, нужно знать элементарные вещи. А то пока Ворон начнет лучше говорить на общем… Да и не до разговоров ему сейчас. Хотя я этого и не одобряю.

Гринк нахмурился и посмотрел на меня так многозначительно, что щеки мои вспыхнули.

— Так что там с капитаном Коперником?

— Нет, он не капитан, бери выше — адмирал.

— О, — только и могла сказать я.

— На Цитре всегда были ведьмы. У нас колдовство в земле, пропитывает сам воздух, которым мы дышим, — начал Гринк несколько пафосно. — Мы долгое время учились жить с этим. Прошли все стадии принятия, начиная от отрицания, гнева, через жестокие репрессии и попытки искоренения ведьм к толерантному сосуществованию.

Типичная история. Надо же, «толерантное существование». Во многих культурах так и не удалось сделать такого перехода. Мне остро захотелось оказаться дома на Террине.

— Это что касается древнейшей истории. Так вот, в цивилизованном состоянии ведьмы активно занялись политикой, они проникли во все сферы деятельности. Казалось, что они приносят пользу.

— Но… — подсказала я.

— Вот именно! И довольно значительное «но». Они принялись настаивать на возрождении традиций и уважении к колдовству. И знаешь, очень многие их поддержали. Люди обратились к древним богам, стали появляться культы.

— А при чем тут Коперник? Уважать свою историю — это, в общем-то, правильно.

Старик встряхнул редкими волосенками, они снова встали дыбом, передавая степень его возмущения.

— Правильно, — пророкотал он. — История — это прекрасно, когда она таковой остается. И я ничего не имею против ночных плясок и лент в волосах. Но когда стараются возродить кровавые жертвы… и это когда люди свободно путешествуют по космосу, летают на другие планеты!

— Но я все равно не понимаю…

— Не перебивай, — на меня гневно сверкнули зеленые глаза.

— Молчу, — скромно сказала я.