Пока у меня не складывалась картина.

— А потом появилась идея, что некоторые люди, а именно ведьмы, — Гринк особенно подчеркнул это слово, — гораздо лучше других людей. А все остальные — это так, приложение, рабы. О, они все замечательно подготовили!

— Ну, допустим, — сказала я. — На секунду предположим, что была здесь группка ведьм, которая хотела заниматься… эм-м… как назвать-то, ну вот таким колдовством. Но это же еще не весь мир.

— Не весь, — легко согласился Гринк. — Это сейчас понятно, что им удалось одурачить целую планету.

Он обратил внимание на мое скептическое выражение лица.

— Они планомерно разрушали дипломатические отношения, — старик принялся загибать пальцы. — Совершили несколько терактов. При этом искусно управляли общественным мнением. Мы все не заметили, как погрязли во всем этом колдовском дерьме по самую макушку.

Боясь показаться навязчивой, я не стала снова уточнять, какую же роль здесь сыграл Коперник. Пока, как бы тяжело ни было это признавать, виноватыми выходили ведьмы. А после встречи с Армоной я не прониклась к ним симпатией.

— Так вот, был проведен планетарный референдум, где мы все радостно проголосовали. Я лично подтвердил вот этим вот отпечатком пальца, — старик поднял большой палец, — что мы все не хотим входить в Содружество миров или Объединенный межгалактический альянс. А на следующий день, с новым рассветом наступил новый порядок.

Силы космические, дойдет он до Коперника или нет? Это все, конечно, очень грустно, но совсем не объясняет заворачивание меня в шкуру, корону из веток и то, что взрослый мужик все время носит маску птицы. Я почувствовала раздражение.

— Так вот, — старик подбоченился, он несколько упивался ролью лектора. — При новом порядке все должны были подчиняться ведьмам. Начали приносить жертвы, и не только животных. А потом появилось это, — он коснулся своего сердца. — Малсао, или «ведьмовской подарок». Для полного контроля и безопасности ведьм. И знаешь, что? Как бы все ужасно ни было, найдутся люди, кто это оправдает, проникнется идеей и будет защищать ее до потери пульса. Рабы дрались за подачки. Так вот, адмирал Коперник, этот хитрец, просек все быстрее многих, и ему все это ведьмовство не понравилось.

Гринк перевел дух.

— Адмирал Коперник связался с Содружеством и заручился их поддержкой. Но они же цивилизованные, не хотели возникновения прецедента… Короче, нашу судьбу решали сраные юристы, эти сухари и чистоплюи, и они предложили цивилизованное решение.

Слово «цивилизованное» старик он произносил с особым презрением.

— Адмирал Коперник при поддержке значительной части нашей армии вывез с Цитры большую часть ученых и других специалистов на крейсерах Союза, правда, он эвакуировал довольно много мирных жителей. Но все равно! Вместо того чтобы свергнуть ведьм и их марионеточное правительство, он предпочел бежать. Не захотел, видите ли, жертвовать людьми. А потом, в связи с неблагополучным статусом планеты, ее убрали со всех маршрутов. И, по приказу Союза, Коперник уничтожил наши технологические производства. В итоге у ведьм осталось несколько старых, еле ползающих космических кораблей, которые только и могут, что выйти на орбиту и добраться до ближайших спутников. Никаких межпространственных прыжков.

Старик замолчал, прикрыл глаза. Лицо его слегка осунулось.

Он тихо продолжил:

— Знаешь, что такое «цивилизованность», Марта? Это очень тонкая золотая пыльца, которую сдувает малейшее потрясение. А большое потрясение ее сносит начисто. Здесь такое творилось. Банды, ведьмы… Эти за, те против… Умерло очень много людей и нелюдей, кто имел глупость остаться.

— А почему вы не улетели? И почему на планете не стали восстанавливать технологии? Могли бы…

Старик зло засмеялся:

— Не улетел, потому что дурак! Восстановить… вот, восстанавливаем то, что можно, без специалистов и на коленке. Поставки-то разных материалов тоже прекратились. А ты думаешь, технологии из воздуха берутся? Ведьмы запретили учить общему языку, закрыли доступ к знаниям. В общем, катимся мы дружно в черную дыру. Добро пожаловать! Чувствуй себя, как в дурдоме!

Он досадливо махнул рукой.

— Гринк, а у этого адмирала Коперника был сын? — как можно естественнее спросила я.

— Может, и был, — легко согласился он.

Старик со вздохом поднялся и проковылял к кровати.

— Что-то я устал, — он лег, тяжело дыша.

Сегодня я поделилась с ним силой даже больше, чем обычно. От его рассказа я долго не могла прийти в себя.

С каждым днем старик чувствовал себя все лучше. Ворон был доволен. Он больше не оставлял нас вдвоем. Более того, «мой хозяин» как-то подзабыл о внешней составляющей колдовства, и нетерпеливо ждал, пока я поделюсь с Гринком силой, после чего мужчины зарывались в бумаги и что-то горячо обсуждали.

Я заглянула в записи и чертежи, но понять, над чем они работали, у меня не получалось. Какие-то детали и куски механизмов. Я пробовала расспрашивать, но старик сразу же становился скрытным и подозрительным, а Ворон просто отмалчивался.

Сегодня в поселке царило странное оживление — никто не прятался по домам. Двери то и дело открывались. Женщины, против обыкновения, никуда не уходили, они собирались группками, громко переговаривались, смеялись. Что-то готовилось.

Я отвернулась от окна. Старик смотрел в бумаги, задумчиво постукивая стилусом, а Ворон так же задумчиво глядел на меня. Наконец он поднялся, обронив пару фраз. Несколько раз звучало «саарки». Речь шла обо мне.

— Что? — спросила я, обращаясь, прежде всего, к Гринку.

— Все хорошо, Марта, — этот тон не обманул бы даже младенца. — Сегодня завершился очередной цикл добычи и обогащения мелтиора-3. Старатели возвращаются в поселок, будет большой праздник.

Ворон внимательно слушал и кивал.

Старик замялся и несколько отстраненно сообщил:

— И сегодня будет вершиться колдовство и ритуалы.

Так. Колдовство. А я не в курсе.

— И кто же будет колдовать? — предчувствуя какой-то подвох, спросила я.

— Все. Кроме меня и еще нескольких таких развалин. Я просто уже не могу. Ничего.

— Интересно, — сказала я.

— Не особенно, — огрызнулся старик, а потом посмотрел на Ворона и выдал длинную фразу на местном языке. По эмоциональности мне показалось, что Гринк только что послал «хозяина» прямо к звездам.

Ворон не обиделся, похлопал старика по плечу и поманил меня двумя пальцами:

— Пойдем. Будем говорить.

Я думала, что мы вернемся «домой», но мы не торопясь пошли по улице. За нами на почтительном расстоянии следовали охранники. Их имен я не знала, но про себя называла «Большой» и «Злобный». Большой был высоким, с простым открытым лицом, русыми, как у Коперника, волосами и очень длинными девичьими ресницами. Злобный сильно уступал ему в росте, был жилистым и каким-то скользким. Он все время крутил головой и, казалось, с трудом стоял на месте. Было в нем что-то неприятное. Поэтому я наградила его такой кличкой.