— Нет, — пробормотал Гэррети.

— Ты и твой друг Макфрис выбиваетесь из этого балагана. Я непонимаю, почему вы здесь. Кстати, ты всерьез воспринял то, что я говорил тебевечером? Насчет Олсона?

Гэррети кивнул.

— Ну и зря, — Стеббинс рассмеялся. — Не было у него никакихсекретов. Я пошутил.

Гэррети чуть улыбнулся:

— Знаешь, я думаю, ты вечером сказал что-то лишнее и теперьбоишься. — Думай, как знаешь, Гэррети.

— Можешь скрывать это, но ты боишься, Стеббинс. Тебенравится думать, что все подстроено. Но вдруг это честная игра, тогда что?

— Что ж, иди и думай, что это честная игра. Не все ли равно,с какой уверенностью подыхать?

— Опять врешь, — сказал Гэррети, но Стеббинс лишь короткоусмехнулся и опять уставился на свои ноги.

Гэррети побрел вперед, туда, где Макфрис, Пирсон, Абрахам иБейкер собрались вокруг Скрамма, как встревоженные тренеры вокруг получившеготравму боксера.

— Как он? — спросил Гэррети.

— Почему ты их спрашиваешь? — удивился Скрамм. Он уже неговорил, а шептал. Прежний болезненный румянец уступил место восковойбледности.

— Ладно, спрошу тебя.

— О, неплохо, — Скрамм закашлялся. Это был захлебывающийся,глухой кашель, будто идущий из-под воды. — Неплохо. Молодцы, что решилипозаботиться о Кэти. Я уже не думаю, что смогу это сделать сам.

— Не говори много, — предупредил Пирсон, — ты выматываешься.

— Какая разница? Раньше или позже, — Скрамм печально огляделих, потом медленно покачал головой. — Почему я заболел? Я ведь шел так хорошо.Даже когда устал. Почему Бог сотворил такое со мной?

— Не знаю, — сказал Абрахам.

Гэррети снова почувствовал страх перед великой тайной смертии попытался его отогнать. Это чувство было особенно неприятным, когда умиралдруг. — Который час? — спросил внезапно Скрамм, и Гэррети сразу вспомнилОлсона.

— Десять минут одиннадцатого, — ответил Бейкер.

— Прошли около двухсот миль, — добавил Макфрис.

— Ноги у меня не устали, — сказал Скрамм. — Это уже кое-что.

Невдалеке восторженно закричал ребенок:

— Эй, мама! Посмотри на вон того большого парня! Вот этолось! Гляди, гляди!

Гэррети вгляделся в толпу. Кричал мальчишка в рубашке скоротким рукавом, размахивающий недоеденным сэндвичем. Скрамм помахал ему.

— — Дети милые, — сообщил он. — Надеюсь, у Кэти будетмальчик. Мы оба хотели мальчика. Девочка тоже неплохо, но парень… Понимаете… Онпродолжает фамилию. Хотя Скрамм — не такая уж знаменитая фамилия, онусмехнулся, а Гэррети вспомнил слова Стеббинса о попытке зацепиться за будущее.

К ним подошел толстощекий Уокер в голубом свитере и сообщилновость. У Майка, брата кожаного Джо, начались желудочные колики.

Скрамм потер лоб. Его грудь вздымалась и опадала в такткашлю.

— Я знаю этих парней, — сказал он. — Приехали со мнойвместе. Они хопи.

— Ты нам говорил.

— Разве? — удивился Скрамм. — Ну ладно. Похоже, они хотятсоставить мне компанию. Интересно… Не договорив, он ускорил шаг и пошел вперед.Уходя, он обернулся, и лицо его было спокойным.

— Не знаю, увидимся ли мы еще, — сказал он также спокойно. —Прощайте, ребята.

Макфрис отозвался первым:

— Прощай, — сказал он хрипло. — И желаю удачи.

— Да, удачи тебе, — повторил Пирсон и отвернулся.

Абрахам хотел что-то сказать и не мог. — Держись, — лицоБейкера было суровым.

— Прощай, — прошептал Гэррети пересохшими губами. — Прощай,Скрамм, и хорошего отдыха.

— Отдыха? — Скрамм рассмеялся. — Может, настоящий ДЛИННЫЙПУТЬ — только начинается.

Он шел, пока не поравнялся с Майком и Джо. Майк шел, прижавруки к животу, но не сгибался.

Скрамм заговорил с ними.

— Что они хотят делать? — испуганным шепотом спросил Пирсон.

Никто ему не ответил. Совещание окончилось, и Скрамм пошелрядом с Майком и Джо. Даже на таком расстоянии Гэррети слышал его натужныйкашель.

Солдаты внимательно разглядывали всех троих. Джо положилруку брату на плечо, и они поглядели друг на друга, но Гэррети не мог уловитьникаких эмоций на их бронзовых лицах.

Через момент Майк и Скрамм сошлись и двинулись прямо натолпу, которая, увидев обреченность их лиц, с криками бросилась врассыпную,будто он были заразные.

Они получили предупреждения и, дойдя до перил ограждения,повернулись к вездеходу и выставили вперед средние пальцы.

— Я ебал вашу мать, и мне это понравилось! — проорал Скраммсолдатам. Майк крикнул что-то похожее на своем родном языке.

Идущие разразились криками одобрения, и Гэрретипочувствовал, как на глаза ему наворачиваются слезы. Толпа замерла. Ониполучили во второму предупреждению и сели рядом на асфальт, тихо говоря друг сдругом — каждый на своем языке.

Гэррети не оглянулся. Никто из них не оглянулся, даже когдавсе было кончено.

— Тому, кто выиграет, лучше сдержать слово, — сказалМакфрис. — Лучше пусть не обманывает. Никто ему не ответил.

“Джон Гринблум, ну-ка спускайся!”

Джонни Олсен

Два часа дня.

— Ты жульничаешь, скотина! — крикнул Абрахам.

— Я не жульничаю, — спокойно сказал Бейкер. — С тебя долларсорок.

— Я жуликам не плачу, — Абрахам крепко сжал в кулакедесятицентовую монетку.

— А с теми, кто меня так называет, я не играю. Но для тебя,Эйб, сделаю исключение. Для хорошего человека ничего не жалко.

— Ладно, заткнись и кидай.

— Не говори со мной так, — Бейкер сделал круглые глаза. — Ато я упаду в обморок прямо здесь.

Гэррети хихикнул.

Абрахам фыркнул, подбросил монету, поймал ее и зажал вкулаке. — Ну?

— Бросай сперва свою.

Бейкер подбросил монету и поймал ее.

— Орел, — сказал он.

— А я скажу: решка.

— Открывай.

Абрахам разжал кулак. На ладони у него лежала река Потомак вобрамлении лавровых листьев. — С тебя доллар пятьдесят, — бесстрастно заметилБейкер.